как врач, но и как архитектор, прораб, каменщик, плотник. Однако все это отнюдь не парадокс, не чудачество великого человека. В беседе с американским писателем-пацифистом Норманом Казинсом Швейцер подчеркнул: «Я должен защищать то, во что верю, формами жизни, которой я живу, и работой, которую я выполняю. Я должен попытаться сделать так, чтобы моя жизнь и моя работа говорили о том, во что я верю».[108]
До конца своих дней философ-гуманист участием к людям, ежедневной будничной работой, книгами своими подкреплял и обосновывал созданное им учение благоговения перед жизнью. За несколько дней до кончины он подписал обращение группы лауреатов Нобелевской премии к главам правительств. Обращение призывало положить конец войне во Вьетнаме.
Умер Альберт Швейцер на девяносто первом году жизни 4 сентября 1965 г. и похоронен неподалеку от своего детища — больницы в Ламбарене.
II
Художественно-публицистическое творчество Альберта Швейцера носит в основном автобиографический характер и неразрывно связано с его философско-этическими трудами. В «Письмах из Ламбарене» звучат мотивы, присущие последним главам «Культуры и этики»; в «Учении о благоговении перед жизнью», работе философской, мы встречаемся с примерами, почерпнутыми автором из его практической врачебной деятельности в африканской больнице.
В этом «перекрестном оплодотворении» художественно-публицистических и философских образов и идей заключается своеобразие творческого стиля Швейцера. Вся его публицистика, равно как и его философские работы имеют под собой прочный фундамент реальной жизни.
Альберт Швейцер не только ученый-гуманитарий, он в течение всей жизни много и глубоко занимался естественными науками — изучал физику, химию, биологию, медицину. «Изучая естественные науки, — писал Швейцер, — я почувствовал, что соприкоснулся с действительностью, что нахожусь среди людей, для которых каждое утверждение требует обоснования и действия. Это стало необходимым условием моего духовного развития».[109]
Мудрость мыслителя в книгах А. Швейцера органично сочетается поэтому с большой мудростью естествоиспытателя. Когда в начале 50-х гг. Швейцер готовил свое ныне ставшее историческим обращение против угрозы ядерной войны, он проштудировал десятки трудов ученых-физиков, химиков, биологов,[110] глубоко проанализировал полученные факты и использовал их в книге «Мир или атомная война?».
В его философских и публицистических работах с размышлениями о сущности нравственного соседствуют в качестве их естественнонаучного обоснования соображения, почерпнутые из жизни природы и естественных наук. В автобиографической книге «Из моей жизни и мыслей» Швейцер прямо указывает на это обстоятельство:
«С рвением принялся я за естествознание. Наконец-то мне было суждено заняться предметом, склонность к которому проявилась у меня уже в гимназии! Наконец-то мне удалось добыть знания, в которых я нуждался, чтобы и в философии обрести под ногами твердую почву действительности!
Изучение естествознания было для меня большим, чем просто совершенствование знания. Оно явилось событием в моей духовной жизни».[111] Но самое главное: всему творчеству Альберта Швейцера органически присущ нравственный поиск.
Веками мечтали лучшие умы человечества о достижении гармонии добра и красоты, слова и дела; о цельной человеческой личности, которая являла бы единство лучших черт человека-труженика, творца, доброго к людям и природе, прекрасного в своих словах и поступках. В осуществление этой вековой мечты Альберт Швейцер стремился внести посильный вклад. Его этическое учение о благоговении перед жизнью нацелено, если так можно выразиться, на достижение единства слова и дела, добра и красоты. Перефразируя евангельское «В начале было слово», Швейцер вслед за Гете, высоко им ценившимся как идеал всесторонне развитой личности, утверждал: «В начале было дело! Этика начинается там, где кончаются разговоры».
Не было бы больницы в Ламбарене, не было бы подвига во имя человечности, длившегося более полувека, если бы еще в 90-х гг. Швейцер не осознал внутренне и бесповоротно: добро есть деяние, направленное на сохранение и совершенствование жизни.
Этому принципу он неизменно следовал сам — и в главном, и в мелочах. И призывал людей следовать ему своим примером высокого и бескорыстного служения делу, избавляя страждущих от боли, спасая от смерти тех. кто потерял последнюю надежду.[112]
Важнейшим принципом швейцеровской этики является благоговение перед жизнью. К нему Альберт Швейцер пришел в Африке. 13 сентября 1915 г. доктор плыл на маленьком речном суденышке к тяжелобольной женщине. Во время многодневного пути по реке Огове он продолжал работать над своими заметками по философии культуры. Размышляя о сущности нравственного, Швейцер зашел в тупик. Понимание добра менялось в зависимости от обстоятельств, от условий жизни людей и их нравственной практики. Но мыслителю хотелось бы найти в этой относительности модификаций добра какое-то абсолютное зерно. «Рассеянно сидел я на палубе, — вспоминал позже Швейцер, — отыскивая простое и универсальное понятие этического, которого я не находил ни в какой философии. Страницу за страницей исписывал я бессвязными заметками только затем, чтобы сосредоточиться на этой проблеме. Вечером третьего дня, когда мы на закате солнца проплывали прямо через стадо бегемотов, встали вдруг передо мной слова «благоговение перед жизнью»... Отныне я был проникнут идеей, в которой миро- и жизнеутверждение соотносились с нравственностью. Отныне я знал, что мировоззрение этического миро- и жизнеутверждения, вместе с их культурными идеалами основывается на разуме».[113]
Суть швейцеровского принципа — признание и утверждение высочайшего смысла жизни. Жизнь, согласно Швейцеру, как самое сокровенное из того, что создала природа, требует к себе великого уважения. Это требование охватывает любую жизнь, независимо от уровня ее развития. «Этика благоговения перед жизнью, — подчеркивает Швейцер, — не делает различия между жизнью высшей или низшей, более ценной или менее ценной».[114]
Первичность факта жизни, ее уникальность в любых формах проявления — вот что, по мнению Швейцера, следует принимать во внимание при разработке норм нравственных отношений. Споря с известным высказыванием Р. Декарта «Мыслю, следовательно, существую», Швейцер противопоставляет декартовской свою формулу: «Я есть жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая также хочет жить».[115] Эта формула утверждает не только первичность факта жизни по сравнению с фактом мышления, но и взаимосвязь одной формы жизни или одного живого существа с другими.
Из этой формулы Альберт Швейцер пытается вывести универсальные понятия добра и зла: «Добро — это сохранять жизнь, содействовать жизни, зло — это уничтожать жизнь, вредить жизни».[116] Так понимая добро и зло, люди, полагал Швейцер, смогут достичь единения со Вселенной.[117]
Взаимосвязь и взаимообусловленность различных форм жизни в окружающем нас мире должна определять такие отношения между ними, которые будут направлены на сохранение и совершенствование жизни вообще, иначе прогрессивное развитие ее невозможно. Поэтому, по мысли Швейцера, нравственность является не только законом жизни, но и коронным условием ее существования и
