не осуждаешь, как же. Ты даже на них рассчитываешь. Находишь тех, кто не готов увидеть, что находится под аристократической маской этого города — тех, кто не готов встретиться с реальной жизнью лицом к лицу, — и вытягиваешь из них деньги.
И Элизе хотелось произнести эти слова вслух. Хотелось бросить их в лицо Оливии. Но правда была в том, что рожавшая женщина, сёстры милосердия, испачканные в крови, безногий человек в хосписе — все они были настоящими людьми, а не актёрами, нанятыми, чтобы её запугать.
И Оливия, при всей своей двуличности, действительно помогала им.
— Это было, — Элиза прерывисто вздохнула. — Боги, это было сложнее, чем я ожидала.
— Вы уже побывали внутри? — вздёрнула идеально ровную бровь Оливия.
Элиза, поморщившись, кивнула. И прикрыла, перепачканное кровью платье халатом сестры милосердия.
— Надеюсь, первой, кого вы встретили, была Хильди? — Из повисшей тишины, нарушаемой только стрекотанием какого-то насекомого, вероятно тонконога где-то неподалёку, Оливия смогла сделать правильный вывод. — Боги, неужели вы сами решили исследовать территорию?
— Жуткое место, — кивнула Элиза, обхватив себя руками. Она дрожала. Скорее всего, от холода.
— Как может быть иначе? Это же обитель смерти! Врачи и сёстры вторгаются туда — по-другому не скажешь. Точно факел, неспособный развеять тьму и оттого столь чужеродный.
— Я не встретила внутри ни одного врача, — Элиза посмотрела Оливии в лицо. На то, как две аккуратные, словно вымеренные линейкой, пряди, падали ей на левый висок. — Видела только больных. Одних. В темноте. Так может быть, всё что им нужно — не факел, раз в несколько дней освещающий их существование? Может быть, им хватит лишь отдёрнутых занавесок и открытого окна?
Оливия выдержала её взгляд. Само собой, её было не так легко уколоть, как саму Элизу.
— Знаете, сейчас вы напоминаете моего отца, — ответила она. — Или вашего мужа. У всех солдат есть нечто общее — они всегда видят в людях только плохое. Цепляются за него, словно им так легче жить. Но вы показались мне другой.
Элиза фыркнула. Слова Оливии не были ответом на её возмущение. Но в тоже время были.
— А вы, Оливия? Вы пришли сюда, чтобы меня проведать? — спросила она, пытаясь отвлечься. Отпустить случившееся.
— Я курирую эту больницу, — пожала Оливия плечами, а затем опустила их, и в позе, очерченной единственным фонарём на воротах, промелькнула усталость. — Так же, как храм, где мы с вами встретились. Я не врала вам, Элиза. Я действительно пытаюсь помочь этим людям. Хотя и была внутри хосписа лишь трижды. И первый раз — когда в нём ещё не было людей.
Они помолчали несколько мгновений.
— Здесь работает моя сестра, — неожиданно добавила Оливия. Элиза в изумлении распахнула глаза. Она много раз общалась с семьёй Виндр, была у них дома. Приглашала их к себе. Она видела их семью на нескольких приёмах и никогда не слышала, что у Эллиота и Летиции есть вторая дочь.
Оливия встретила её удивлённый взгляд жёстко, с вызовом, будто отбивала клинок. И Элиза не стала ничего спрашивать. В том числе потому, что увидела, как по тропинке от больницы снова несут носилки.
Первым шёл врач, принимавший роды. Вторым — высокий, слегка ссутулившийся мужчина, широкоплечий и мускулистый, в таком же сером халате. Его грязные, спутавшиеся каштановые волосы до плеч падали на угловатое лицо с выпирающими скулами, закрывая лоб. На носилках мужчины несли ту самую женщину, родившую мёртвого ребёнка. Сперва Элиза даже решила, что женщина умерла, но, когда люди подошли почти вплотную, заметила, как её грудь робко и медленно вздымается и опадает, а губы едва заметно шевелятся в горячечном бреду.
— Кто она, Цинт? — спросила Оливия, осматривая халат врача, который по-прежнему был в крови.
— Она, знаешь ли, решила не представляться, — ответил тот. — Какая-то замухрыжка из простолюдинов. Фил и Дэвис нашли её посреди дороги от порта к восьмому кварталу. Уж не знаю, куда именно она шла и как долго.
Оливия нахмурилась, то и дело бросая взгляд на второго врача.
— Дело плохо?
— Родила мёртвого мальчика, — пожал плечами врач, которого Оливия назвала Цинтом. — Я сделал, что мог, но... Женщина потеряла слишком много крови. У неё жар и скорее всего заражение. И, похоже, до того, как её привезли к нам, кто-то её избил. Будет чудом, если она выживет, да и там... — он кивнул в сторону хосписа. — Сегодня освободилось три койки.
Наконец Оливия коротко и безразлично кивнула. Словно разговор шёл не о человеческих жизнях и смертях, а касался лишь количества свободных мест в палатах.
— Сейчас должны привезти ещё людей, — только и сказала она.
— Как всегда в мою смену, — невесело хмыкнул Цинт. — Надеюсь, они все клиенты Хильди, а не мои.
Он с кривой усмешкой кивнул в сторону второго врача, и Элиза вдруг обнаружила в перекошенных и неприглядных чертах лица... какую-то странную мягкость. Этот здоровяк, который был выше Элизы почти на голову и шире в плечах чуть ли не вдвое, оказался... женщиной.
Словно подтверждая эту мысль, Оливия спросила, обращаясь к ней:
— Хильди, ты успела посмотреть город? — что-то в её лице изменилось. Хотя Элиза и не распознала, что именно. — Я знаю, ты любишь этот праздник.
Мужиковатая женщина несколько раз отрывисто и неестественно кивнула. И Оливия ответила ей благодушной и даже нежной улыбкой.
— Несите её скорее, — сказала она. — А затем возвращайтесь и зовите остальных. Будем размещать новеньких.
Цинт и Хильди быстро унесли носилки и скрылись в темном провале двери хосписа. Элизе казалось, что она даже отсюда могла чувствовать его смрад. Запах гниения, который окутал её, стоило безногому и едва живому старику откинуть своё одеяло.
Она перевела взгляд на Оливию, молча смотревшую в сторону хосписа. Сейчас, когда Элиза пропиталась чужой кровью, испачкала и испортила свои вещи, ей казалось, что Оливия выглядит здесь чужеродно. Она была одета в практичные чёрные штаны и жилет поверх блузки с тёмно-бордовым цветочным узором. У неё не было никаких украшений, но даже так она решительно не подходила творившемуся здесь. Будто два совершенно непохожих и даже противоречащих друг другу мира сплетались в её образе в один.
— Вы действительно собирались выйти замуж за Вернона Олси? — Этот вопрос возник сам собой.
Оливия с удивлением посмотрела на Элизу. А затем засмеялась,
