ерундой?
— Макото-сан хотер, — начал японец, — чтобы компьютер распорагар таким коричеством информации о нашем мире, чтобы создать на её основе свою собственную виртуарьную копию.
Гэлбрайт подумал о том, что эта идея была весьма схожа с греческом мифе о Сизифе, ведь, в конце концов, мир, который окружает людей, состоит из такого множества мелочей, что на сбор одной только этой информации должны уйти десятилетия. Но пути учёных неисповедимы... Инспектор даже решил, что у профессора Макото, по-видимому, были какие-то проблемы со здоровьем, которые не могли позволить ему зачать наследника, и именно поэтому профессор решил создать своеобразного электронного ребёнка из реле и строчек кода.
В тот момент, когда эта мысль пришла в голову Гэлбрайту, ему в глаза внезапно ударил яркий свет. Полицейский тут же остановился и невольно заслонился руками от света.
— А вот и наш институт, — услышал он торжественный голос седовласого.
До ушей инспектора донеслись далёкие крики и чьи-то весёлые переговоры, но он не мог разобрать слов — люди говорили на непонятном ему языке. Через несколько минут его глаза, привыкшие к темноте, приспособились к белому свету люминесцентных ламп, висевших на потолке, и постепенно Гэлбрайт начал различать окружающий его интерьер.
Теперь он со своими двумя спутниками стоял посреди длинного коридора с блестящими металлическими стенами, который уходил вдаль и терялся за поворотом. Мимо него проходили люди, которые в глазах полицейского были похожи друг на друга как две капли воды, потому что все они были одеты в белые халаты, наброшенные поверх повседневной одежды. Прохожие косились на него, но не останавливались и двигались дальше. Внезапно Гэлбрайт заметил, как один из них слегка притормозил и повернулся к своему товарищу.
— Манабу-кун но тонари ни татте иру коно бака ва даредесу ка? — сказал этот человек по-японски.
— Коре га ваташитачи но гесутода омоимасу, — ответил его собеседник.
Молодые люди прошли мимо Гэлбрайта, который продолжал стоять на одном месте. Вскоре он понял причину, по которой все так на него смотрели — дело в том, что кроме специалиста, работавшего здесь, инспектор был единственным европеоидом, который среди толпы японцев выглядел пришельцем из другого мира.
— Простите, что сказали эти джентльмены? — обратился он к Манабу.
Учёный посмотрел на инспектора.
— Эти двое сказари, — начал переводить Манабу, — что они очень рады тому, что мы пригласили почтенного гостя в наш институт!
Озорной огонёк, загоревшийся в глазах японца, заставил Гэлбрайта на долю секунды усомниться в правильности этого перевода, но в сущности ему было всё равно, правильно ли Манабу передал иностранцу смысл мимолетного замечания своих коллег. Зато инспектор заинтересовался тем, как такое большое количество людей могло оказаться под землёй.
— Кстати, они здесь живут или... — спросил он.
— Только работают, — коротко ответил специалист.
— Но как они добираются до сюда? — спросил Гэлбрайт.
— На такси... — начал седовласый, но инспектор перебил его.
— Я имею в виду, как они спускаются под землю, — уточнил он.
Было бы странно, подумал полицейский, если бы все эти ученые тратили больше часа своего времени на то, чтобы добраться до своих рабочих мест.
— На лифте, конечно, — ответил специалист.
— Что, неужто эти японцы не теряют сознания, пока спускаются сюда? — Гэлбрайт вспомнил фразу своего собеседника, когда тот отговаривал его ехать на лифте.
— Физическая подготовка, — автоматически ответил Манабу.
«Что-то эти ученые не похожи на людей, занимающихся спортом», — подумал Гэлбрайт, глядя на своих собеседников и на проходящих мимо худых молодых людей в белых халатах.
— Может быть, это просто дело привычки? — сказал инспектор.
— И это тоже, — кивнул специалист.
Внезапно рядом с ними остановилось двое человек. Конечно, это также были японцы, но на этот раз они не ограничились комментариями на своем языке, а поклонились Гэлбрайту и протянули ему руки.
— Привет, — сказал на довольно хорошем английском тот, что был помоложе.
— Приветствую, — жизнерадостно произнёс его старший товарищ.
Очевидно, они были братьями, подумал инспектор, пожимая руку сначала одному, потом другому.
— Это наши новые сотрудники, — шепнул ему специалист.
— Надеюсь, их имена не будут для меня тайной? — саркастически заметил полицейский.
— Конечно нет, — седовласый мужчина, казалось, не понял его намека. — Познакомьтесь с братьями Окамура — Шинодой и Ичиносе.
При этих словах старший недовольно хмыкнул, а его младший брат грустно улыбнулся. Подобная реакция братьев несколько смутило Гэлбрайта.
— Я рад, что наконец-то нашёлся доброволец, готовый протестировать наш суперкомпьютер, — сказал Ичиносе.
— Надеюсь, гость оценит плоды наших трудов, — поддержал Шинода своего брата.
Инспектор вздохнул — его не устраивало то, что эти ребята говорили о нём так, словно для них он был не человеком, а каким-то подопытным кроликом. Дело было не в самих словах — фальшивой стене чувств, — а в интонации этих двоих. Гэлбрайт приготовился к худшему.
— Как вы называете проект института между собой? — спросил он братьев.
Он задал вопрос не столько из любопытства, сколько для того, чтобы понаблюдать за реакцией этих двоих и оценить, не появится ли на их лицах раздражение от чрезмерной назойливости гостя.
— Мы называем это D.O.O.R., — ответил Шинода.
— Вы можете мне сказать, как это расшифровывается? — не унимался инспектор.
По тому, как японец отчеканил буквы, Гэлбрайт догадался, что это была аббревиатура. Старший брат нахмурился и, склонив голову набок, на несколько секунд задумался, словно решая, отвечать на вопрос полицейского или нет. Затем его лицо просветлело.
— D.O.O.R. — это, грубо говоря, ориентированная на цифровые технологии объективная копия, — ответил он.
Старший сын семьи Окамура так сильно растягивал гласные, что могло создаться впечатление, что он таким образом старался усилить эффект от своих слов, но на самом деле это лишь убедило его собеседника в том, что английский Шиноды был далеко не идеальным.
— Не слушайте его, — внезапно вмешался в разговор Ичиносе, — мой брат слишком педантичен и не видит скрытого смысла в названии нашего проекта!
Шинода строго посмотрел на своего младшего брата, но тот, казалось, не заметил упрека. Гэлбрайт не
