только мы. Иначе весь этот бред повторится. Уходящие шляются, где им приспичит. Кто-то тихо работает среди нас. Это другая ветка эволюции человека. Их нам понять ещё труднее, чем нас — хаттам, но они нас не тронут.
— Значит, инспектор, — генерал Абэлис сглотнул. — Он не?..
— Нет. Он наблюдатель и порядочная зараза, но и только. Я не знаю, каково его истинное лицо.
Локьё посмотрел на Колина, и тот пожал плечами:
— Инспектор на нашей стороне, этого достаточно.
— А вы зачем наблюдаете за нами, Хаген? — пробормотал комкрыла, нашедший в себе силы повернуться к хатту.
— Это интересно, — Хаген изобразил доброжелательную улыбку. — Мы изучаем вас. И развиваем эмоции. Особенно третья генерация. Они более эмоционально продвинуты. Вы не поверите, но многие из нас хотят быть людьми. Улыбаться, плакать. Повисать в изменённом пространстве, чтобы понять его связи.
— Но вы рискуете!
— Знание бесценно.
Генерал Абэлис вздохнул и отвёл глаза. Ему было трудно преодолевать себя рядом с хаттом. Даже внешне заметно было, что генерала временами всё ещё бьёт дрожь.
Но и молчать он больше не мог:
— Хаген, мы очень опасны для вас. Наше поколение воспитано пропагандой. Людям невозможно будет объяснить, что вы на нашей стороне.
Хатт изобразил понимающую улыбку.
— Не старайся его напугать. У хаттов нет чувства опасности, — усмехнулся Колин. — Только любопытство. Думаю, они мечтают смоделировать истника.
— Ну, тут мы и сами мало что понимаем, — криво усмехнулся Локьё. — Я видел, что может сделать один загнанный в угол истник с сорока кораблями имперской эскадры. Но я не понимаю, как он это сделал.
— Ну а я — тем более… — покачал головой комкрыла. — Вам очень повезло, Ха… Ха…ген, что Агжей и Колин оказались готовы разговаривать с вами.
— Это было тщательно просчитанное везение.
— Неужели вы совсем ничего не боитесь?
— Только испытываю нагрузку.
В руках у хатта возникла мензурка, и он выпил из неё малиновую жидкость.
Глаза его на секунду окрасились в алые тона, но интонации не изменились. Если наркотик и подействовал, внешне этого было не определить.
— Инстинкт самосохранения… — пояснил Колин. — Это то, чего нет у хаттов. Только любопытство. Хаген долго наблюдал. И потому он пошёл на контакт со мной.
— Я уже объяснял Колину, что нам теперь немного доступны эмоции, — Хатт растёр мензурку между пальцами, и его кожа впитала порошок. — То, как вёл себя этот человек, ваш капитан, дало нам надежду на понимание. Некоторые из нас апеллировали к тому, что Агжей был глуп и просто не обнаружил в нас сродства с хаттами, но после…
Комкрыла вздрогнул и ощутил, как приторный ком снова разрастается в горле.
— … Но последующие события показали: надеющиеся были правы, — продолжал Хаген. — Даже неинформированный должным образом и малообученный имперец способен уже проявлять разумное поведение выше процента погрешности. И тогда мы задумались о Содружестве, где люди в среднем имеют более высокую составляющую собственно разумного поведения, и где они не подвергались психокодированию и массированной пропаганде. Образ врага и в культуре Содружества, конечно, есть, но искусственно его не генерировали. И тогда мы решили рискнуть. Мы общались с теми, кого вы называете Уходящие. Адам Джастин посоветовал тебя, Колин, как наиболее здравомыслящего из южан. Мы сочли этот выбор разумным. Генетически ты наполовину имперец, наполовину — представитель ареала вариантов Содружества.
— А что означает более высокая составляющая разумного поведения? — спросил комкрыла, борясь с очередным приступом дурноты.
Он, в отличие от Локьё, не был избавлен ни от пропаганды, ни от психокодирования. А ведь даже эрцогу разговор этот давался непросто.
— Когда поведение мотивировано собственно логическим мышлением, а личность способна контролировать базовые инстинкты, — охотно пояснил хатт.
— Пятьдесят на пятьдесят? — предположил генерал Абэлис.
Хатт позволил себе изобразить улыбку.
— От двух до трёх процентов в среднеобразованных слоях населения Империи и до семи с половиной — в Содружестве. Но там и образованность, в среднем, выше.
— Семь процентов? — удивился комкрыла.
— Это много. Погрешность в измерениях может достигать двух процентов. И мы полагали до этого, что разумное поведение в землях Империи вообще носит следовой характер.
— А чем заняты те, кто, по-вашему, НЕ разумно себя ведёт?
— Хомо, как и прочие живые существа, управляются с помощью воспитания и химии своих тел. Это в моём организме сначала происходит осмысление ваших слов, а уже потом я осознанно даю команду выработать медиаторы для моей реакции на них. Обрадоваться, огорчиться… Это так интересно. Вот сейчас я командую себе улыбнуться вам, и улыбаюсь. У вас всё иначе. Например, вы, Дайего, разумно реагируете примерно в двенадцати случаях из ста. Я немного округляю в вашу пользу. Но если бы рядом с вами не сидел сейчас Колин, реакция была бы иной — семь или восемь из ста. Не обижайтесь, это очень большой процент сознательных реакций. Вы великолепно владеете собой и способны эффективно управлять химией собственного тела. Это достойно уважения.
— А он? — генерал Абэлис кивнул в сторону Дьюпа.
— А он проявляет редчайший феномен медиаторного поведения, ещё плохо доказанного для людей. Способность сознательно переключаться с инстинктов на собственно логическое мышление. Этот вариант в Содружестве зафиксирован, но он чрезвычайно редок. Иногда ваш друг ведёт себя как животное, иногда — как хатт. Тем он и интересен мне. Могу даже надеяться, что его я иногда понимаю.
— Меня — нет?
— Слишком суровый коктейль из разума, эмоций и инстинктов. Я не знаю, что возьмёт верх в каждом конкретном случае.
— А как же вы общались в Империи? Ведь вы же сопровождали Колина?
— Там я ставил на инстинкт и низшие эмоции. И поведение людей, таким образом, прекрасно поддавалось просчёту. В случаях, где я не мог знать мотивов, я воздействовал на биологические механизмы. На чувства, например.
— Мне тяжело не бояться вас! — Комкрыла, вздрогнул, и рука лендслера предостерегающе сжала его плечо.
— Я бы тоже боялся вас, если бы умел. Вот сейчас вы явно имеете в виду не меня, а свои понятия о хаттах. И я не знаю, как отвечать вам.
— Хватит разговоров, — оборвал Колин. — Я вижу, что мы поняли друг друга, как сумели. Дорабатывать будем после. Времени у нас около двух суток. Потом эта история дойдёт до имперского министерства. Нам ещё нужно придумать убедительную легенду, что именно мы сейчас наблюдаем? Мираж? Артефакт хаттской эпохи? Нам не следует пока озвучивать кто вы, Хаген, и почему находитесь здесь. Я должен выторговать хотя бы двадцать один день аккреционной зоны для тех южан, что могут находиться сейчас на Севере. Нам нужно приступать к эвакуации с Севера своих. Тех, для кого там находиться опасно. Мерис уже занимается этим вопросом.
— А потом? — спросил Абэлис.
— А потом на Севере узнают, что шпионы не обманули, и мы с тобой продались хаттам. А белые корабли выйдут к границам Юга вместе с нашими кораблями и
