способна смыть его ливнем, сдуть ураганным ветром, Бая вполне способна сравнять весь этот горе-лагерь с землёй за несколько мгновений, обратив всех его обитателей в бегство — и оставить Врана ни с кем и ни с чем, кроме его пустых, бесполезных, громких слов.
Но Бая знает, что Врана не остановит даже это. Бая знает: Вран тоже способен на многое. Способен даже отправиться в эту проклятую деревню один — лишь бы доказать ей, что он может.
— То есть, — подытоживает Бая, — ты хочешь превратить людей в своих слуг.
Вран молчит немного.
— Ну, это слишком резкие слова, — говорит он наконец. — Мне не нужны слуги. Всё, что мне нужно, это…
И он снова замолкает.
И снова смотрит на Баю — и впервые Бая хочет отвернуться.
Потому что его взгляд говорит слишком многое. Потому что его взгляд говорит совсем не то, что слетает с его губ.
Потому что его взгляд говорит: «Всё, что мне нужно — это чтобы ты была со мной. Хотя бы сейчас. Хотя бы на этот раз».
К сожалению, Бая не может ему этого предложить.
— …чтобы волки жили спокойно и свободно, — кивает Бая. — Что ж, Вран. Пусть будет так. Надеюсь, ты не добьёшься прямо противоположного через свой рассвет. Скажи им, что они всегда могут вернуться, если не захотят испытывать прочность своих шкур. Скажи всем, даже Зиме.
— Приходи завтра в то же время, — говорит Вран ей в спину.
Бая ждала этого. Бая знала, что он об этом попросит.
— Зачем? — спрашивает она, не оборачиваясь. — Ты придумаешь тройку новых занятий для своих подопечных, чтобы они смогли произвести на меня впечатление?
— Нет, — отвечает Вран.
И Бая чувствует, как его руки накрывают её стан — и как Вран возвращает на место её пояс.
— Просто приходи, — шепчет он ей на ухо. — Я буду ждать тебя, Бая с Белых болот.
Бая ничего ему не отвечает. Бая не хочет оборачиваться, пока идёт вниз по склону, но всё равно делает это — у самого подножия.
Вран всё ещё стоит там, провожая её взглядом. Красное на красном. Проседь над серьгой. Рубцы на узком худом лице. Синие-синие глаза.
Бая уже не уверена, что её саму пустят в вечный лес — потому что знает, что действительно придёт.
Глава 20. Иди за мной
Бая решает не идти.
Бая решает не идти и даже не говорит Сиверу, что Вран её куда-то звал. Бая говорит Сиверу: «Да, ты прав, он сумасшедший».
Бая говорит Сиверу: «Да, ты прав, он безнадёжен».
Бая говорит Сиверу: «Да, я пыталась воззвать к его разуму — но, похоже, он растерял его остатки».
Бая возвращается на Белые болота глубокой ночью, Бая улыбается русалкам у границы, Бая кивает дозорным на холме, Бая проходит через его земляные стены — и тут же слышит, как препирается Сивер с молодёжью в землянке: никто снова не смог сомкнуть от любопытства глаз, и Сивер обещает им «весёленький денёчек».
Бая вспоминает, как ласково разговаривал с молодыми волками Радей, вспоминает, как всегда прикрывала на их выходки глаза Лесьяра — и улыбается. Бая вдыхает родной, знакомый, совсем не манящий её в давно минувшее прошлое запах дома, Бая вдыхает запах выскочившего из землянки на звук её шагов Сивера, нежно обнимая его в знак приветствия, — и кивает сама себе. Это. Это — и ничего больше. Это — всё, что ей нужно, всё, ради чего она живёт. Не ради Врана и перемен в его сердце. Не ради его запаха. Она была у Врана уже дважды — и всё без толку. Сивер действительно прав: ей не стоит заниматься этим и дальше. Она не должна тратить своё время на того, кого всё равно не сможет спасти.
Сивер спрашивает её о Веше — осторожно, словно боясь вспоминать о нём сам. Бая отвечает, что у Веша всё… хорошо. Что Веш, кажется, на своём месте — пусть и, конечно, глава у этого места сомнителен. Но ведь это выбор Веша, верно?
Затем Бая говорит, что Вран правда собирается совершить набег на свою бывшую деревню. Через рассвет. Со всеми, кого он привёл в своё племя — включая Веша.
Как ни странно, Сивера это не удивляет. Сивер не хватается за голову, не начинает осыпать Врана проклятиями. Сивер тяжело вздыхает. Смотрит на Баю мягким, даже понимающим взглядом.
И говорит только:
«Что ж, ты сделала всё, что могла. Надеюсь, вечный лес будет к ним благосклонен. Они сами выбрали этот путь, Бая».
Они сами выбрали этот путь…
Весь короткий остаток ночи Бае снится этот самый путь. Весь короткий остаток ночи Бае снятся вчерашние неумелые волчата, падающие под меткими стрелами человеческих воинов. Веш, взмахивающий когтистой лапой — и в следующий миг пронзаемый крепким копьём. Веш так радовался, когда ему впервые удалось перекинуться через нож — Бая помнит, как горели его глаза. Почти как когда Сивер делился с ним знахарскими премудростями о редких целебных цветах. В этом сне его глаза горят болью, а на его тёмной, почти чёрной пропоротой шерсти тоже распускаются цветы — только кровавые.
В этом сне потухают глаза Зимы, падают друг на друга Горан и Зоран, обращается к лесу, словно ища кого-то, словно желая увидеть оставленного двенадцать лет назад брата хотя бы напоследок, волчья морда Нерева. В этом сне совсем нет Врана — зато почему-то есть Солн. Прошитый стрелами, стоящий поодаль бойни, развернувшейся на поле перед деревней. Почему-то поле заснежено — как в первый раз, как в первую и последнюю зиму, когда Бая увидела Врана. Почему-то Солн в человеческом обличье — хотя погиб он волком.
Следующий день пролетает быстро и незаметно. Баю расталкивает недовольная Искра, до сих пор спящая с ней в одной землянке, хотя она давно должна была перебраться в общую — но Искра всегда умела добиваться своего, и Бая решила не связываться с ней.
«Бая, ты мешаешь мне спать, — укоризненно морщит нос Искра. — Что это тебе снится? Зачем ты зовёшь Солна? Мне от этого грустно. Может, ты поспишь снаружи?»
«Может, ты поспишь снаружи». Не такие слова следует слышать главе племени, пусть и от собственной сестры. Сивер никогда не позволяет себе подобных вольностей.
Сивер, впрочем, никогда бы не позволил себе сказать подобное Бае, будь она даже самой последней горшечницей.
«Может, это ты поспишь снаружи, если я столь тревожу твой сон, сестра? — поднимает брови Бая. — Мне кажется, ты немного запуталась в
