не сопротивляйся, и ты будешь счастлива. Хозяин, создавший вас когда-то, не делает ничего с вредителями, вторгающимися в ваши дома, и запрещает и вам бороться с ними — конечно, запрещает, его-то они не беспокоят. Я тоже говорю тебе, Бая: посмотри. Посмотри на этот лес. Посмотри на его границу — неужели не заметила ты, как она сдвинулась? Неужели не заметила ты, что деревья сменились пашнями, неужели не заметила ты, что люди больше не кланяются при входе в него, что не почитают они ни волка, ни Чомора? Неужели…
— Неужели думаешь ты, что на меня подействует то, что не подействовало двенадцать лет назад? — прерывает его Бая.
Вран оборачивается к ней с открытым ртом.
И всё тем же ярким-ярким, невозможным огнём в синих-синих глазах. Красная рубаха в лучах красного солнца. Потускневшая серьга под седой прядью волос. Розовеющие рубцы под розовеющим небом.
Была ли хоть малейшая вероятность, что этот огонь в его глазах мог быть направлен на что-то хорошее? Виновата ли Бая в том, что развела этот костёр однажды, но не уследила за тем, в какую сторону повалит дым? Сможет ли она когда-нибудь дышать рядом с Враном свободно, не ощущая этого удушливого, кружащего голову дыма, словно заключённая в крошечной комнате без дверей и окон? Сможет ли Вран когда-нибудь сам вздохнуть свободно?
Стоило ли вообще прикасаться к этому огню?
— Но ты же пришла, Бая, — просто говорит Вран. — Ты же пришла не просто так.
Она же пришла не просто так…
— Ты прав, Вран, — говорит Бая спокойно. — Люди стали заходить в лес гораздо дальше и бесстрашнее, чем раньше. Люди ходят по нему без оглядки и без опаски — и близок час, когда они найдут стоянку твоего племени. Поверь мне — твоя деревня изменилась и окрепла, и она не будет рада внезапным чужакам на своей земле. Ты как-то сказал, что за одной волчьей смертью последует десять человеческих — в твоём случае всё может быть наоборот. Не зря мы не вернулись в наш старый дом. Не зря мы до сих пор живём на Белых болотах. Да и другие племена тоже не просто так уходят в свои самые безопасные земли — ты уже не вызовешь у людей трепета и поклонения за свою способность обращаться в волка. Люди назовут тебя колдуном, злобным двоедушником, люди подумают, что ты проклят и не прочь проклясть других, и ты не возьмёшь людей даже силой — потому что без чудес Хозяина у тебя не хватит сил противостоять их новому оружию и новым, обученным, посвятившим всю жизнь сражениям и убийствам воинам. Люди больше не живут малыми деревнями, доверяя свою жизнь мудрости старейшин и воле леса — люди обращаются к тем, кто может защитить их, не надеясь на милость лесных зверей. И ты столкнёшься с ними, Вран, столкнёшься, как только попытаешься сделать хоть шаг в сторону своей бывшей деревни — волком ли или человеком. Ты живёшь тем, что давно прошло — может быть, дюжину лет назад твоя затея и сработала бы…
— Моя «затея» не в том, чтобы заставить людей почитать нашу способность обращаться в волков, Бая, — качает головой Вран. — Ты должна была понять это из моего послания. Я не собираюсь разговаривать с ними, не собираюсь впечатлять их нашими умениями — и уж тем более не собираюсь тратить на них чудеса. Копья могут сломаться, стрелы могут закончиться — а…
— …а набег на тех, кто отбился не от одного чужого набега, может оказаться смертельным для всех тех неумелых волков и волчиц, которых ты набрал в свою бродячую стаю, — качает головой и Бая. — Наши кости тоже ломаются, Вран, и наши силы тоже заканчиваются. Посмотри на тех, кто прожил с тобой бок о бок много лет. Посмотри внимательно, если ты до сих пор этого не сделал — думаешь ли ты, что Веш будет сильнее человеческого копья? Что Зима будет быстрее человеческой стрелы? Что Жилок будет крепче человеческого щита, что Нерев будет зорче человеческого дозора? Кого, куда и зачем ты ведёшь, Вран?
— Я веду тех, кто готов идти со мной, — отвечает Вран немедленно. — Я веду их туда, где они получат то, чего не могли бы получить в своих племенах. И я веду их затем, чтобы дать им то, что и обещал. Всё просто, Бая.
Да, просто. И так же туманно, как и всегда.
— Твоя стоянка не защищена ничем, — просто говорит Бая. — Её видно отсюда — значит, видно и с кургана. Если в вашем племени остался хоть один волк, способный обратиться к Хозяину, пусть он хотя бы возобновит границу. Иначе недолго тебе осталось утешать всех своими проникновенными речами.
— Да, всё верно, — кивает Вран. — Именно поэтому люди познакомятся с теми, кто достоин гораздо большего, чем они, через рассвет.
— Через рассвет?.. Вран…
— Что?
Бая и сама не знает, «что».
Бая и сама не знает, почему она не чувствует бессилия. Может, потому что никакая сила и не способна переубедить Врана?
— Чего ты хочешь? — спрашивает она. — Твоя цель. Твоя конечная цель. Ты прорвался к людям, прорвал их оборону, ты в деревне, ты победил — что дальше?
Вран улыбается. Понимающе и мечтательно.
— Я хочу, чтобы они жили по м… по нашим правилам, — отвечает он. — Я хочу, чтобы они отреклись от своих новых богов и вспомнили, кому на самом деле принадлежит этот лес.
— Хозяину? — фыркает Бая.
— Нет, — морщится Вран. — Нет, Бая, я говорю о нас. Обо мне и тебе, о твоём брате и Веше, Верене и Нереве, о самом старом старике и новорожденном волчонке. Люди уйдут отсюда и никогда не вернутся — или, так уж и быть, останутся, но будут жить не во славу себя или своих несуществующих божеств, а во славу тех, кто милостиво разделил с ними эту землю. Во славу нас.
Бая тяжело вздыхает.
Бая представляет, что бы сказал на этот бред Сивер. Что сказала бы Лесьяра… нет, наверное, Лесьяра бы не сказала ничего. Лесьяра позволила Врану идти туда, куда он хотел, с теми, кто и впрямь хотел следовать за ним — и, возможно, Лесьяра была права. А, возможно, прав Сивер, до яростного брызганья слюной повторяющий и повторяющий Бае одно и то же: «Выгони его. Выгони его, выгони его, выгониеговыгониеговыгониего….»
Бая вполне способна его выгнать. Бая вполне способна схватить его за горло, сверкнуть на него глазами и процедить: «Убирайся». Бая вполне способна обрушить на него все природные напасти, Бая вполне
