Леон пользуется образовавшейся заминкой, поднимается со своего поста и заталкивает в мой рот очередную порцию таблеток, силой заставляет их проглотить. Эти капсулы мелкие и скользкие, моментально внутрь пролетают.
— Осторожно, — произносит ублюдок, укладывая меня обратно, набрасывает сверху покрывало.
— Какой же ты…
Я даже договорить не успеваю. Или успеваю, но не осознаю произнесенные фразы. Разум подернут дымкой. Язык заплетается, и я отключаюсь прежде, чем могу хоть слово произнести. Погружаюсь в глубокий сон.
Так происходит несколько раз. Практически — так. Меня кормят, разрешают умыться и сходить в туалет, а после опять проталкивают в рот таблетки. Мозг отрубается как по щелчку. Ощущаю себя куклой, покорной игрушкой.
Абсолютный ступор. Рефлексы замедленны. Все происходящее воспринимается точно через вату, едва осознаю окружающие декорации. Но постепенно получаю больше свободы и меньше капсул. Трезвею, изгоняю предательский туман из головы.
Леон игнорирует мои вопросы об Амире. Если и отвечает, то сухо и односложно, без подробностей. Чем лучше мне становится, тем больше и чаще начинаю спрашивать, однако от моих попыток нет никакого толка.
Жив. Разберется. Приедет.
Все речи киллера сводятся примерно к этим фразам. Снова и снова, по кругу, в разных комбинациях. Суть от перестановки данных сочетаний очень слабо меняется.
Леон вручает мне мобильный телефон, предлагает связаться с матерью и, достаточно взгляда на дату, отображенную на дисплее, — мое сердце моментально ухает вниз.
Пятница. Выходит, прошла целая неделя, а я даже не заметила, не ощутила никакого подвоха. Столько дней провалялась в постели, пробыла в состоянии овоща. Кошмар. Чудовищно просто. Столько времени впустую потратила. Идиотка.
Впрочем, сейчас самое лучшее, что я могу сделать, это действительно набрать свою маму и пообщаться с ней. Она там явно с ума сходит в ожидании весточки. Странно только, что не вылетела следом за мной.
— Я написал несколько сообщений, — говорит Леон. — Объяснил, тебе срочно пришлось выехать в другую страну, очень дешевый туристический тур, но роуминг обойдется в солидную сумму, поэтому удобнее переписываться.
— Тут штук сто сообщений! — бегло оцениваю историю мессенджера.
— Входящих больше, — ровно констатирует киллер.
— И что? — пораженно смотрю на него. — Моя мать ничего не заподозрила? Общалась с тобой и не поняла подставу?
— Я изучил ваше прошлое общение, — отмечает без эмоций. — Придерживался сходного стиля.
— Ты… ты читал мою переписку с матерью? — испарина прошибает от возмущения. — А не проще ли было дать телефон мне? Какого черта столько тянул? Пичкал дрянью и держал в кровати?
— Тебе требовался отдых, — заключает совершенно невозмутимо. — Восстановление.
— Я в порядке! — кричу. — Черт раздери! Я в полном порядке. Твою ж…
Осекаюсь и затыкаюсь. Ну да. Пожалуй он прав. В какой-то степени. В очень малой степени. Но прав. И это ужасно раздражает, выводит из состояния равновесия. Прямо вымораживает.
— У тебя был тяжелый вечер, — спокойно продолжает Леон. — Поверь, лучше отоспаться пару дней, чем получить гораздо более серьезные последствия.
— Семь дней, — поправляю его. — Семь проклятых дней.
— Не совсем, — усмехается. — Чуть меньше.
— Не вижу ничего смешного! — восклицаю и запинаюсь. — О каких последствиях ты говоришь? Что могло меня ожидать?
— Нервный срыв, — замечает вкрадчиво. — После сильного стресса необходимо много спать и хорошо питаться. Важен баланс. Меньше думаешь — быстрее идешь на поправку.
— Ничего особенного не произошло, — бросаю в ответ. — Нечего было так надо мной трястись, поехал бы и помог Амиру. Вот кому и правда требовалась поддержка.
— Уверена? — во взгляде читается ирония.
— Где он? — игнорирую все. — Когда вернется?
— Позвони матери, — парирует киллер.
И мне опять остается лишь подчиниться. Глупо и бесполезно закатывать истерику. Я не добьюсь от него никакого нормального объяснения.
Ладно, если посудить логически, то Амир должен быть в полном порядке, иначе Леон вряд ли стал играть в няньку, умчался бы подальше творить свои чудовищные дела.
«Ничего особенного не произошло» — мысленно повторяю собственную фразу и нервно посмеиваюсь.
Реально. Ничего. Просто меня похитили, угрожали насилием, приволокли в берлогу, битком напичканную бандитами. Моего любимого мужчину пытали. Я дошла до того, что выстрелила в человека. В плохого человека. В преступника. В ублюдка, который мечтал меня изнасиловать и убить самым жестоким способом. Но все равно… в живое существо. Пусть и злое, агрессивное, мерзкое. Но живое.
Никто не должен стрелять в людей. Никто. Даже в таких как этот урод Лютик.
А что я им всем тогда плела? Что несла про драгоценности? Про бункер, доверху набитый золотом?
Безумие. Даже не верю. Разве это я была?
Лихорадочно мотаю головой, стараюсь побороть ледяную дрожь, охватившую тело. Пролистываю переписку Леона с моей мамой, просматриваю через строчку. Черт, прозвучит безумно, однако у киллера отлично выходит с ней общаться.
Жму на вызов.
— Марианна, — буквально стонет в трубку. — Ты родную мать до могилы доведешь. Где тебя носит? Уезжала в горы на пару недель, а оказалась на отдыхе в другой стране. Что я должна думать? Как я должна это понимать?
Прекрасный способ отвлечь глупую девчонку от мыслей об Амире.
Леон гребаный гений. Приличных слов нет. Он ведь точно осознает, разговор коротким не будет. По легенде последних отправленным им сообщений, я уже могу позволить себе роуминг. Значит, гуляем по полной.
Мама устраивает мне взбучку. Но привычного раздражения не чувствую, даже как будто скучаю по ней, по всем этим истерикам и претензиям. Забавно. Видимо, те проклятые таблетки действуют. Эффект накопительный.
Слушаю через слово. Будто фоном воспринимаю. Периодически вставляю короткие ремарки вроде «да» и «конечно, мам». Угукаю. Пристыженно вздыхаю.
А потом новая информация режет слух.
— Что? — невольно переспрашиваю. — Илью уволили?
— Да, еще неделю назад, — подтверждает мама. — Чудовищные новости. В университете разыгрался жуткий скандал. Это потом по всем телеканалам протащили.
— Но почему? — удивляюсь. — Как так вышло?
— За взятки, — следует лаконичное замечание. — Там целая запись была, детальные показания свидетелей. И знаешь, его теперь по судам затаскают. Столько всего всплыло. Не представляю, как позволила тебе с ним встречаться.
— Подожди, — сглатываю. — Не может быть. Илья слишком принципиальный, он бы никогда не стал…
