* * *
Эдинбург так или иначе пережил в XX веке все то, что могло уничтожить его характер. Но неизменно в городе рассуждали не о выживании, а о возрождении. Как часто бывало в прошлом, решения оказались неожиданными и вызревали долго.
Теперь странно вспоминать, что еще четверть столетия назад люди тоже пессимистически смотрели на будущее финансовой индустрии Эдинбурга. В эпоху, когда повсюду делали деньги, эта отрасль почему-то оказалась в отдалении от источника капиталистической энергии. Джентльменская и старомодная по сути, она вряд ли была способна модернизироваться.
Профессиональный экономический анализ 1980 года сосредоточился на внешних угрозах: «Шотландия издавна располагала способами финансового развития и независимого финансового предпринимательства, уникальными для Соединенного Королевства, где финансовые рынки и развитие финансовых институтов во многом определяются Лондоном». В Эдинбурге действовали и местные, и иностранные институты; среди местных заметную роль играли банки и страховые компании. «Однако применительно к обеим категориям Шотландия, являясь их родным домом, не была ни единственным, ни даже основным рынком. Действуя параллельно и во многих случаях конкурируя с местными, работали все те институты, которые базировались в других странах, а в Шотландии оперировали через филиалы и агентства, образуя национальные и даже транснациональные сети». Конкуренция росла, английские и иностранные банки устремились в Шотландию, а шотландские банки устремили взоры за пределы страны. Сектор, состоящий частично из местных институтов, а частично из национальных и транснациональных учреждений, которые борются между собой на внутреннем рынке, ставил перед обществом ряд вопросов. Например, такой: «Благотворны ли для Шотландии результаты работы этой финансовой структуры и изменения, которым та подвергается?» Выходит, кое-кто признавал, что последствия могут оказаться и неудачными? Словом, этот анализ вряд ли можно назвать оптимистическим.[431]
Эксперты по экономике уделили втрое больше места анализу шотландского машиностроения (и еще больше анализу роли правительства в его поддержке). Это доказывало, даже на поздней стадии, до какой степени промышленная революция определила характер современной Шотландии для ее народа и правителей. Встречаются иногда люди, которым трудно поверить, что человек работает по-настоящему, если на нем нет спецовки и каски, но в руках масленка. Однако в Эдинбурге свидетельствами промышленной революции, вновь цитируя Кокберна, были не высокие черные трубы и черный дым. Они проявлялись в излишке капитала, возникающего из инвестиций в подобные предприятия, в этакой замене дефицита, который не могли восполнить производство и торговля. Именно потому Эдинбург стал финансовым центром.
* * *
Банковское дело зародилось здесь еще до Унии 1707 года и развивалось вплоть до середины XIX века. К тому времени город также начал предлагать и услуги страхования. Фондовая биржа открылась в 1844 году. Выделилась группа людей умственного труда, которая добилась признания: возникли общество бухгалтеров (1853) и страховое общество Эдинбурга (1859). Эта же группа оказалась движущей силой в развитии инвестиционных фондов. Из солиситорских контор Лондона и Глазго, представлявших коммерческие компании, в Эдинбург приходили инновации. Новые отрасли экономики развивались быстро, в особенности бухгалтерское дело. Один английский комментатор заметил в 1895 году: «Нет никаких сомнений в том, что в Шотландии бухгалтерия достигла немалых высот и что шотландские бухгалтеры превосходят бухгалтеров любой другой страны»; в итоге сегодня бухгалтеры фактически повсеместно управляют бизнесом. К 1911 году лишь один из двадцати пяти эдинбургских служащих работал в финансовом секторе, а ныне — уже один из четырех.
В XVIII веке Шотландия оставалась бедной, и столетие спустя Эдинбург не увидел крупных капиталистов, наживающих огромные состояния, как было в Глазго. В отличие от Глазго, Эдинбург за век, прошедший с заключения Унии, так и не сумел найти свое место в системе межконтинентальной торговли. Поэтому для него выбор был очевиден: экспортировать не товары, а капиталы. Будучи городом скорее интеллектуального труда, нежели фабричного, он охотно принял этот выбор. Перемещения денежных потоков сопровождались стремительным ростом спроса на наличные, а последних вокруг имелось более чем достаточно.
Основой экономики стали банки. Пусть финансовые потребности страны до 1707 года и какое-то время после были довольно скромными, в Эдинбурге расположились два ведущих банка — Шотландский, основанный в 1695 году, и Королевский банк Шотландии, основанный в 1727 году. Эта локальная система небольшого размера облагодетельствовала человечество, впервые предложив такой инструмент, как овердрафт. Со временем были основаны и другие банки. Важнее всего было то, что они создали в Шотландии банковский сектор, независимый от английского и почти не заметивший в этом отношении заключения Унии.[432]
После 1707 года, как гласил договор об объединении корон, официальной валютой Шотландии стал фунт стерлингов. Старый шотландский фунт сохранял призрачное существование в качестве единицы торгового баланса, при обменном курсе 12:1 (в этой валюте, например, рассчитывали сборы в порту Лейт). И все же общая валюта сама по себе не объединяла банковские системы — не больше, чем ныне евро объединяет банки разных стран Европейского союза. Фактически, шотландская банковская система сохраняла независимость до 1845 года, при минимальном английском вмешательстве. Вдобавок эта финансовая полунезависимость вполне соответствовала политической полунезависимости. Банк Англии был готов выступить при серьезном финансовом кризисе кредитором «последней руки», пусть это и не подтверждалось официальными документами. Но кризиса, по счастью, так и не случилось, даже в период величайшей экономической нестабильности после наполеоновских войн (как с удивлением отмечал Карл Маркс). По сути, это была система без центрального банка, где применялись различные автоматические инструменты для управления эмиссией денежных знаков, контроля денежной массы и уровня инфляции.[433]
Сэр Роберт Пиль изменил положение законом о (шотландских) банках 1845 года. Его экономическая политика была ориентирована на свободу торговли и ослабление государственного вмешательства. При этом сэр Роберт полагал, что должна существовать централизованная финансовая система Соединенного Королевства, управлять которой мог только банк Англии. Шотландским банкам позволили оперировать некоторыми инструментами без учета мнения банка Англии, например, выпускать банкноты для обращения на данной территории. Но зона их деятельности была строго ограничена; всякие попытки создать конкуренцию английским банкам пресекались и будут пресекаться впредь. Да, и английские банки не могли соперничать с шотландскими в Шотландии, поскольку не имели права выпускать банкноты. Следствием этого стала картелизация шотландских банков, вынужденных действовать в границах малой территории (хотя многие шотландские банкиры работали на нешотландские банки, особенно во времена империи).[434]
