Применение метода сравнения к натурным экспериментам истории ничем не отличается от того, как современные социологи и экономисты сравнивают натурные эксперименты общества. Нельзя намеренно сделать бедной группу людей, а затем наблюдать, как меняются в этой группе состояние здоровья, уровень образования и преступности. Но мы можем оглядеться по сторонам и найти группы обедневших людей в больших городах, а затем оценить различные факторы и сравнить их с показателями для других социально-экономических классов. Этот процесс – настолько же точная научная методика, как любая применяющаяся в естественных науках. Как только логическая или историческая наука получает прочный фундамент из накопленных положительных свидетельств, она становится наукой, поддающейся проверке.
Наука и принцип положительных свидетельств
Метод непротиворечивости свидетельств и метод сравнения обычно применяют палеонтологи и эволюционные биологи для проверки гипотез, касающихся эволюции, результаты накапливаются в виде положительных свидетельств в поддержку теории эволюции. Для того чтобы опровергнуть теорию эволюции, креационистам понадобилось бы распутать все эти независимые цепочки свидетельств, а также построить соперничающую теорию, способную объяснить их лучше, чем теория эволюции. Но креационисты не делают этого, только прибегают к отрицательным свидетельствам типа «если эволюционные биологи не в состоянии представить естественное объяснение Х, тогда сверхъестественное объяснение Х должно быть верным». Ничего подобного. Принцип положительных свидетельств гласит, что необходимо иметь положительные свидетельства в пользу теории, а не только отрицательные свидетельства против соперничающих теорий.
Принцип положительных свидетельств применим ко всем утверждениям. Скептики подобны жителям Миссури, штата по прозвищу «Покажи-ка мне». Покажи-ка мне положительное свидетельство своих утверждений. Покажи-ка мне труп снежного человека. Покажи археологические артефакты из Атлантиды. Покажи доску уиджа, на которой слова пишутся при помощи людей с надежно завязанными глазами. Покажи мне катрен Нострадамуса, в котором предсказана Вторая мировая война или 11 сентября до того, как они произошли, а не постфактум (который не учитывается в науке из-за ретроспективной предвзятости). Покажи свидетельство тому, что альтернативные медикаментозные средства действуют эффективнее плацебо. Покажи мне инопланетянина или своди меня на корабль-матку. Покажи мне разумного Творца. Покажи Бога. Покажи, и я поверю.
Большинство людей, в том числе и ученых, рассматривают вопрос о Боге отдельно от всех прочих утверждений. Они вправе так поступать, пока конкретное утверждение, связанное с этим вопросом, нельзя – даже в принципе – исследовать научными методами. Но что может относиться к таким утверждениям? Большинство религиозных утверждений поддается проверке, например, что молитва положительно влияет на исцеление. В этом случае контролируемые эксперименты до сих пор не показали никакой разницы между выздоровлением пациентов, за которых молились и за которых не молились. Если я и поверю чему-либо, то явному и недвусмысленному, например, если после ампутации у пациента вырастет новая конечность. Амфибиям это под силу. Новая наука – регенеративная медицина – вплотную подошла к возможности делать то же самое. И, разумеется, это способно проделать всемогущее божество.
Наука и вера
Мы подошли к концу нашего повествовательного путешествия веры, но на самом деле это лишь начало нового понимания того, как мозг генерирует убеждения и подкрепляет их как истины. Из многочисленных тайн, еще не открытых нами, и задач, ответы которые мы лишь пытаемся найти, выделяется одна. Homo rationalis – вид человека, который тщательно взвешивает все решения с помощью холодной и твердой логики и рационального анализа данных, не просто вымер, но и, вероятно, никогда не существовал. Мистер Спок – это научная фантастика. И это хорошо, потому что люди, эмоциональным сетям мозга которых (в особенности лимбической системе) нанесен ущерб, обнаруживают, что почти невозможно принимать даже простейшие решения в связи с самым обыденным жизненным выбором, например, какую зубную пасту купить: при обилии марок, размеров, свойств и цен мы, имея в распоряжении только рассудок, надолго застряли бы в отделе супермаркета, закаменев в нерешительности. Аналитический паралич. Эмоциональный рывок веры за пределы рассудка зачастую требуется уже для того, чтобы просто прожить очередной день, а тем более принимать важные жизненные решения.
В конечном счете все мы пытаемся осмыслить мир, и природа наделила нас обоюдоострым мечом доводов за и против. С одной стороны, наш мозг – самая изощренная и сложная во всей вселенной машина для обработки информации, способная постичь не только саму вселенную, но и процесс постижения. С другой стороны, в результате того же самого процесса формирования убеждений о вселенной и нас самих мы также в большей мере, чем какой-либо другой вид, способны к самообману, к иллюзиям, к одурачиванию себя, хоть мы и пытаемся предотвратить одурачивание нас природой.
И наконец, я хочу верить. И вместе с тем хочу знать. Истина где-то рядом, и хотя найти ее непросто, наука – лучший инструмент, которым мы располагаем для этих поисков.
Ad astra per aspera![405]
Благодарности
Работа над этой книгой чем-то напоминала строительство, когда читающая публика видит только достроенное здание уже после того, как строительные леса убрали, а рабочих перевели на другие объекты. Закладке фундамента и возведению здания этой книги, как и моей работе в целом, способствовал ряд людей, начиная с моих агентов Катинки Мэтсон, Джона Брокмена и Макса Брокмена, помогавших придавать форму жанру научно-популярной литературы, который я назвал бы интеграционным, объединяющим данные, теорию и нарратив в единое целое. Спасибо также моему лекционному агенту Скотту Вулфмену и его амбициозной команде из Wolfman Productions за дальновидный маркетинг науки и скептицизма как жизнеспособной формы развлечения и просвещения. Спасибо также Стивену Рабину, Полу Голобу и Робин Деннис из Henry Holt/Times Books, осуществлявшим надзор за проектом, и особенно моему редактору Серене Джонс, убедившему меня сократить рукопись, замечательному литературному редактору Мишель Дэниел, которая читала рукопись строчку за строчкой и спасла меня в буквальном смысле слова от позора своими многочисленными и превосходными предложениями. Признания заслуживают усилия оформителя этой книги Мерил Сассмен Левави, шрифт, макет и дизайн которой придали книге элегантный вид, Мэгги Ричардс из отдела продаж и маркетинга, Николь Дьюи из рекламного отдела за то, что вывела рукопись на рынок, то есть проделала последний и во многих случаях наиважнейший шаг в постоянно меняющемся книгоиздательском мире.
