В мятеже такой битвы, как Бородинская, нельзя удержаться в пределах рассказа правильного, безмятежного. Могут случиться и повторения: просим заранее извинить нас! Рассказ, как и самое сражение, невольно увлекаясь обстоятельствами, переносится с места на место и часто запутывается, прежде нежели успеешь то заметить!
Итак, французы опять пошли на реданты и опять их захватили, и опять, прежде чем могли натешиться добытым, Коновницын выбил их штыками своей дивизии и прогнал в лес! Тут навалены кучами убитые и раненые. В числе первых лежал начальник корпусного штаба генерал Ромёф.
Видали ль вы, в портрете, генерала молодого, с станом Аполлона, с чертами лица чрезвычайно привлекательными? В этих чертах есть ум, но вы не хотите любоваться одним умом, когда есть при том что-то высшее, что-то гораздо более очаровательное, чем ум. В этих чертах, особливо на устах и в глазах, есть душа!
По этим чертам можно догадаться, что человек, которому они принадлежат, имеет (теперь уже имел!) сердце, имеет воображение; умеет и в военном мундире мечтать и задумываться! Посмотрите, как его красивая голова готова склониться на руку и предаться длинному-длинному ряду мыслей!.. Но в живом разговоре о судьбе Отечества в нем закипала особая жизнь.
И в пылу загудевшего боя он покидал свою европейскую образованность, свои тихие думы и шел наряду с колоннами, и был, с ружьем в руках, в эполетах русского генерала, чистым русским солдатом! Это генерал Тучков 4-й. Он погиб близ 2-го реданта. Под деревнею Семеновскою, у ручья, по названию Огника, под огнем ужасных батарей, Тучков закричал своему полку: «Ребята, вперед!»
Солдаты, которым стегало в лицо свинцовым дождем, задумались. «Вы стоите? Я один пойду!» Схватил знамя – и кинулся вперед. Картечь расшибла ему грудь. Тело его не досталось в добычу неприятелю. Множество ядер и бомб, каким-то шипящим облаком, обрушилось на то место, где лежал убиенный, взрыло, взбуравило землю и взброшенными глыбами погребло тело генерала.
Такого же погребения удостоился, может быть, и Кутайсов, которого остатков не могли доискаться! Около этой поры смертельно ранен и старший брат убитого (отличный воин) Тучков 1-й… На этом же месте и в это же время тяжело ранены полковники: Дризен, Ушаков и Монахтин, которого слова поместил я между эпиграфами к моим «Очеркам».
* * *
Итак, вот рассказ краткий, неполный о битвах за реданты Семеновские. Скрепим его некоторыми подробностями и еще раз (не пеняйте за повторение) поговорим о делах на этом важном пункте так, как говорят о них французы. Более всего я хотел бы избегнуть упрека в односторонности.
Когда большой редут (Раевского батарея) на правом (или, вернее сказать, в центре) в первый раз и реданты на левом крыле уже по нескольку раз захвачены: «Подоспей Монбрюн, – говорили французы, полагая, что успели прорезать нашу линию, – подоспей он с своею кавалериею – и сражение будет наше!» Монбрюн подоспел, и Провидение подоспело! Едва отдал он приказание ударить на Семеновское, ядро, пущенное с бокового редута, срезало генерала с лошади, и войска остались без предводителя!
Им начался длинный ряд тех, которые погибли, добывая страшный редут. Генерал Моран тяжко ранен. Ланаберт занял его место, и Ланаберт убит! Коленкур, гораздо позднее, заступает место Монбрюна во всем: в успехе и смерти. Но мы доскажем после о блестящей атаке и роковой судьбе молодого генерала. Прежде всех, здесь названных, как нам уже известно, генерал Бонами, первый, вскочивший в центральный редут, получил, как говорят французы, 21 рану штыками и взят в плен. Солдаты наши, дивясь его храбрости, сочли его за Мюрата.
Большой центральный редут был решительно захвачен. Синие и пестрые толпы французов суетились около пушек; но два человека, постигнув всю важность потери и рассуждая, что отнятое центральное укрепление может, оставшись долее в руках неприятеля, решить судьбу целого дня и отворить ворота в самом центре линии, положили по мере отнять опять редут и с ним ключ позиции.
Поле далеко было покрыто рассеянными единицами. Два человека, о которых мы сказали, взяли третий батальон Уфимского полка из корпуса Дохтурова и повели его к цели. Одного из этих храбрых видел я накануне на большой батарее при Бородине. Он был еще в цветущих летах, с привлекательными чертами лица; товарищи и подчиненные не могли налюбоваться его храбростию, его воинскими дарованиями.
Глядя на него, так легко было вспомнить о молодом паладине Средних веков! И тем легче, тем естественнее, что великая битва, где ратовало рыцарство, закованное в железо, битва при Креси, происходила в то же самое число, 26 августа 1346 года, как и наша Бородинская! Юность, осанка, мужество, все соединялось в живом, бодром воине: это был граф Кутайсов – командир всей артиллерии при Бородине.
Другой, в летах более зрелых, осанистый, могучий, с атлетическими формами, с лицом и мужеством львиным, ехал рядом с названным выше воином. Им был генерал Ермолов, тогдашний начальник штаба. Оба в мундирах конной артиллерии. Не успели они двинуться с места, как пример их начал действовать благотворно. Единицы стали быстро соединяться в десятки, сотни, тысячи, и скоро увидели колонну, которая не уступала в длине и плотности знаменитой колонне в битве Фонтенейской.
Но эта самосоставная колонна, из солдат разных служб, разных полков, разных мундиров, не имела никакого единства, никакой правильности. У ней было, однако же, единство цели! Два мужественных вождя, далеко впереди всех, вели эту толпу храбрых. Французы, незаконные владельцы редута, видели приближающуюся бурю и не дремали на своих трофеях. С фасов редута засверкал ужасный огонь.
Великодушная колонна редела, волновалась. Была минута, солдаты задумались, остановились. И тут-то Ермолов употребил средство, о котором рассказ и теперь остается в числе любимых солдатских преданий о незабвенном дне[77]. По обдуманному ли намерению или нечаянно, у него, как у начальника штаба, случился запас Георгиевских солдатских крестов в мундирном кармане.
Воспользовавшись минутою, он вынул горсть крестов, закричал: «Ребята, за нами! Кто дойдет, тот возьмет!» И вслед за тем начал кидать кресты далеко впереди себя. Это средство обаятельно подействовало на солдат: они кинулись к крестам и пошли вперед! Генералы подвигались скоро, кресты мелькали, толпа бежала, «ура!» гремело. И таким образом, от креста до креста, подошли к самому редуту.
Редут зевнул дымом и пламенем, выслал бурю картечи, брызнул косым дождем пуль; ряды пали, другие стеснились и ворвались в укрепление. Из двух предводителей не досчитались одного: граф Кутайсов исчез! Россия и товарищи не могли предать земле с честию его тела, которого не доискались под грудами убитых; только верный конь его прибежал к своим. Генерал-майор Ермолов ранен в шею, но продолжал сражаться.
* * *
