На Гранд-Сентрал они вкатываются около 1:00 ночи, голодные.
– «Устричный бар», наверное, закрыт.
– Может, в квартиру уже безопасно, – предполагает Талит, сама в это не веря. – Давайте вернемся, что-нибудь найдем.
Находят они вообще-то вескую причину снова уйти. Только из лифта, как слышат музыку из кино с Элвисом.
– О-ёй, – Талит, ища ключи. Не успевает найти, как дверь распахивается, и вместе с эмоциями на них набрасывается не слишком неотразимая харизма. У него за спиной на экране со знаком, объявляющим «Я ЗЛО», танцует Шелли Фабарес.
– Это что? – Максин знает, что это, не так давно за ним гонялась чуть ли не через весь Манхэттен.
– Это Чэзз, которому про это место вообще знать не полагается.
– Любовь отыщет путь, – отвечает Чэзз, эдак заябоцки.
– Ты здесь потому, что мы сломали шпионскую камеру.
– Ты шутишь, я их терпеть ненавижу, дорогуша, кабы знал, я б ее сам сломал.
– Вали назад, Чэзз, передай своему сутенеру, сделка не срослась.
– Пожалуйста, ну дай мне хоть минутку, Сладенькая, я признаю́сь, поначалу был строго бизнес, но…
– Не зови меня Сладенькой.
– НутраСладенькая! Я же тебя умоляю.
Ах, большой, хотя на самом деле средних размеров, болван. Талит проникает, качая головой, в кухню.
– Чэзз, здрасьте, – Максин машет как бы издали, – приятно наконец познакомиться, читала ваш задок, увлекательно, а скажите, как Фигурант Зала Славы Титула 18 оказался в оптоволоконном бизнесе?
– Все эт’ старые проказы, мэм? Попробуйте быть выше эт’во, а не судить меня, может, и подсечете паттерн?
– Ну-ка поглядим, крепкий профиль в продажах.
Благожелательно кивая:
– Стараетесь лупить по ним, пока слишком дезориентированы и не могут ничего сообразить. В прошлом году, когда лопнул техно-пузырь? «Темнолинейные» начали себе кадры подтягивать по-крупному. От эт’во поневоле себя почувствуешь отборным игроком.
– В то же время, Чэзз, – Талит, ненадолго переключившись на свои установки Половой Тряпки, внося пиво, соусы, закусь в пакетиках, – мой будущий бывший не платил твоему нанимателю столько, чтоб мне, малютке, было слишком некогда… На самом деле, он просто скупает волокно как есть, хочет тотально сидеть на жирной трубе, платит как мало кто, старается загрести себе все мили кабеля, какие только сможет, объекты наружной установки, участки, поначалу было только на Северо-Востоке, а теперь уже где угодно в США…
– Приличные гонорары за консультации, – воображает Максин.
– Ну и вот, пожалуйста. Это еще и легально, может, даже легальнее многого… – пауза для перехода на понижающую передачу. – Ох, валяй, Чэзз, ты же никогда не стеснялся презирать и меня, и Гейба, и наш с ним бизнес.
– Реальность и притворство – я вот что все время имел в виду, мой искусственный подсластитель, я же просто пацан по логистике и инфраструктуре. Волокно реально, его протягиваешь через изоляцию, вешаешь, закапываешь и сращиваешь концы. Оно что-то весит. Муж у тебя – богатый, может, даже умный, но он – как вы все, живет в своих мечтах, в облаках витает, парит в пузыре, если думаешь, что эт’ реально, подумай еще. Оно тут будет, покуда не рубанут питание. А что случится, когда энергетическую систему потемнят? Топливо для генераторов закончится, спутники собьют, оперативные центры разбомбят, и ты снова окажешься на планете Земля. Вся эт’ болботня ни о чем, говенная все эт’ музыка, все эт’ ссылки, хрясь, хрясь – и нету.
У Максин на миг всплывает образ Миши и Гриши, сёрферов с какого-то странного атлантического побережья, ждут со своими досками, выйдя подальше в зимний океан, во тьме, ждут волны, которой никто, кроме Чэзза да, быть может, еще пары человек, больше не предвидит.
Чэзз снова тянет руку к чипсам-халапеньо, но Талит выхватывает пакет.
– Тебе хватит. Спокойной уже ночи, иди скажи Гейбу все, что б ты ему там ни собирался говорить.
– Не могу, птушто я бросил на него работать. Не буду я больше клоуном в эт’м родео.
– Правильно говоришь, Чэзз. Ты здесь сам по себе, значит, всё из-за меня, ну как же это мило, а?
– Из-за тебя, и еще из-за того, что эт’ со мной делало. От парня уже начиналось чувство, что он у меня сам дух отсасывает.
– Забавно, про него так всегда моя мать говорила.
– Я знаю, вы с мамой разосрались, но тебе, Талит, по правде надо бы найти способ эт’ залатать.
– Извини меня, тут два часа ночи, дневная телепрограмма еще сколько-то времени не начнется.
– Твоя мама – самый важный человек у тебя в жизни. Она одна картошку толочь может в точности так, как тебе надо. Она одна поняла, когда ты затусила с теми, кого она терпеть не могла. Врала в мультиплексе, сколько тебе лет, чтоб вы с ней вместе могли ходить смотреть все эт’ слэшеры. Скоро ее не станет, цени, покуда можешь.
И он выметается. Максин и Талит стоят и смотрят друг на друга. Король напевает себе.
– Я собиралась посоветовать «Пошлите его к черту», – Максин задумчиво, – взяв вас за грудки и тряся туда-сюда… но теперь думаю, что и просто тряхануть вас мне вполне хватит.
Хорст в отключке на диване перед «Историей Антона Чехова», в главной роли Эдвард Нортон, а Станиславский там – Питер Сарзгард. Максин старается пройти на цыпочках в кухню, однако Хорст, не будучи животным домашним, настроен на ритмы мотеля даже во сне и, трепыхаясь, просыпается.
– Макси, что за фигня.
– Прости, не хотела…
– Ты где была всю ночь?
Еще не проскользнув достаточно глубоко в заблуждение, что на это нужно отвечать буквально:
– Общалась с Талит, они с ее шмуком только что расстались, у нее новое жилье, она была рада какому-нибудь обществу.
– Ну да. А телефона ей еще не установили. Что же твой мобильный? О – батарейка села небось.
– Хорст, в чем дело?
– Кто это, Макси, я лучше сейчас узнаю, чем потом.
Ааххх! Возможно, этой ночью виркатор в багажнике «ЗИЛа» случайно включился, и ее фигакнуло каким-то его боковым лепестком, а действие еще не выдохлось? Потому что она ловит себя на том, что объявляет, с вескими причинами верить, что это правда:
– Никого, кроме тебя, Хорст. Эмоционально озадаченный ебаный буйвол. И никогда не будет.
Один крохотный незаблокированный хорстический рецептор способен воспринять это сообщение как есть, поэтому он, в конце концов, не деградирует полностью до Среднезападного Рики Рикардо, только хватается за голову этим знакомым жестом свободного броска и начинает немного расфокусировать жалобы.
– Ну, я обзвонил больницы. Я звонил копам, на телестанции новостей, в поручительские компании, потом приступил к твоему «Ролодексу». Что у тебя в нем делает номер Дяди Шалого?
