В одиннадцать мы с Алисон отправились в парикмахерский салон.
– Как только вернусь из Венеции, сразу же остригусь! – мстительно пообещала я своей стилистке.
– Вам и так очень хорошо, Изабель, – ответила она. – Немного терпения, и ваши волосы сами улягутся, как надо.
– Терпение не относится к числу моих самых сильных качеств.
– Придется побрызгать спреем, – задумчиво сказала она.
Я не возражала, хотя от спреев у меня неминуемо начинался приступ удушья. Пока она брызгала, я задержала дыхание, выжидая, пока в воздухе прекратится движение ядовитых молекул. Но приступ все равно начался. Минут восемь я задыхалась под участливые взгляды Алисон и стилистки, и слезы катились у меня из глаз. Потом я заплатила за прическу, и мы покинули салон. Домой мы возвращались на машине.
– Замечательно! – бурно реагировала Алисон. – Это тот самый день, когда все исполняют только твои желания!
– Это тот день, когда все стараются меня не огорчать, – поправила я. – Но это тоже приятно.
В доме воцарились тишина и покой. Отец наконец нашел нужные слова, мать делала макияж, Ян взялся гладить другую рубашку, и на этот раз ее не испортил.
– Волосы тебе хорошо уложили, – сказала мать, глядя на меня. – У тебя такой юный вид!
– Спасибо.
– Я приготовила суп и сэндвичи. Не забудь, что до ужина еще очень далеко.
– Я не хочу есть.
Желудок у меня словно свело, по всему телу периодически прокатывались волны адреналина, которые отдавались в животе болью. Но мать едва не насильственно накормила меня куриным супом и сэндвичами, и я поняла, что она права.
– Кстати, когда ты была в парикмахерской, звонил Тим, – сообщила мать как бы между прочим.
– Ну и? – с беспокойством спросила я.
– Он сказал, что к полуночи благополучно вернулся домой и в два часа будет ждать тебя в церкви. – Тут она наклонилась ко мне поближе и доверительно сообщила: – Должна сказать, Изабель, что у меня были серьезные сомнения в правильности твоего решения. Но теперь мне кажется, что все к лучшему. Раньше Тим еще не созрел для брака. А теперь созрел.
– Да и я тоже изменилась, мам.
– Ты всегда была созревшей, – уверенно сказала она. – Девушки раньше созревают.
Оставалось только прикрепить на голове фату. Алисон помогла мне это сделать, и мы обе отступили на шаг от зеркала.
– Изабель! Как красиво!
– Спасибо.
– И фата замечательная.
Я фыркнула.
– Мне не хотелось никаких длинных вуалей. Это все Тим придумал.
– Ему-то что?
– Наверное, это какая-то мужская фантазия относительно девственных невест и всего такого прочего.
Алисон залилась смехом.
– Опростоволосился один раз, а теперь из кожи вон лезет!
– Алисон Кавана! – Я слегка ткнула ее в бок. – Не смей говорить мне о нем такие вещи!
– Правда глаза колет! – радостно сообщила она.
Я поправила вуаль. В это время в комнату вошла мать и при виде меня начала плакать. Я обняла ее и сказала, что люблю ее, но она продолжала рыдать мне в плечо, и я боялась, что весь ее макияж останется на моем платье.
– Ладно, – наконец успокоилась она. – Ничего с твоим платьем не случится. Кстати, отец хочет сделать фотографию в саду.
Торжественной процессией мы спустились вниз. Отец сделал нашу фотографию возле кухни. Потом мы установили фотоаппарат на таймер и все встали под яблоней. Камера зажужжала и сфотографировала нас.
– Вот и отлично, – обрадовался отец. – Мы все получились впятером.
– Кажется, машины приехали, – сообщила мать. – Нам пора ехать.
– Увидимся в церкви, – сказала я.
Отец проводил их до двери. Я стояла на кухне и смотрела в сад. Хорошо иметь тридцать секунд в своем распоряжении.
Отец взял меня за руку и повел к машине. Он молчал, и я была благодарна ему за это. В этом смысле он понимал меня лучше, чем мать.
Возле церкви суетился фотограф со своей камерой. Здесь он сфотографировал нас дважды, потому что сказал, что в нужный момент я зачем-то опустила голову.
– Посмотри вверх, Изабель! – закричал он.
Я посмотрела, и фотография благополучно получилась.
Стоять у дверей церкви – это очень странное ощущение. Проход до алтаря казался мне необыкновенно длинным. Под ногами расстилалась красная ковровая дорожка, и гости казались где-то далеко в стороне от моего пути. Но Тима я хорошо разглядела вдали. Он явился сюда вовремя, как и обещал. Меня вдруг охватило такое облегчение, что я начала дрожать. Отец сжал мою руку, мне стало лучше. Надо было глотнуть лекарства из ингалятора перед тем, как входить в церковь, подумала я, но, разумеется, сделать это забыла.
Под сводами ожил орган. Мы с отцом медленно шли по проходу. У меня кружилась голова. На краю каждого ряда был прикреплен очень элегантный маленький букет красных и белых цветов, перевязанных шелковыми лентами. Такие же цветы в алтаре казались просто волшебными.
Я начала узнавать людей, мимо которых проходила. Вот Кристина и Сиобан. Вот Грег Робертс. Вот мамина сестра Рейчел со своим мужем Деннисом и маленькой Соркой на руках. Вот Луис, Магдалена, Габриэла, утирающая глаза платочком. Вот Жюли, а рядом ее сестра Дэниэль. Вот другие родственники. Мать. Дениза Мэлон. А вот Тим. Он мне улыбается. Глаза у него при этом были розовыми.
Гости сели, начали откашливаться. Мне тоже захотелось чихнуть, но я вся сжалась и не чихнула.
Внезапно меня захватила торжественность обстановки. Церемония оказалась очень торжественной, полной религиозного смысла, окончательной и бесповоротной. Я старалась дышать медленно и глубоко.
Отец О'Брайен нам улыбнулся и осмотрел меня с ног до головы, чтобы убедиться, что мое платье не превратилось в занавески. Тим сжал мою руку. Отец О'Брайен начал говорить о любви. И о браке. Напомнил нам, что у нас в жизни будут взлеты и падения. Но наш союз от этого только окрепнет, и мы станем более зрелыми людьми. Людьми, живущими христианской жизнью.
Потому что мы уже не молоды, продолжал отец О'Брайен, и у нас за спиной есть опыт, который нам поможет. Я вспомнила о своем опыте и прикусила губу. Игнасио. Стефан. Джон. Луис. Я едва не рассмеялась, когда вспомнила о Луисе. В конце концов, после той ночи я смогла посмотреть ему в глаза. Но был еще Нико…
Отец О'Брайен неожиданно кончил свою речь (неожиданно, потому что с какого-то момента я его почти не слушала) и обратился к Тиму:
– Согласны ли вы, Тим Мэлон, взять Изабель в свои законные супруги?..
Потом я услышала, как Тим сказал:
– В богатстве и бедности, в болезни и здоровье, до тех пор, пока мы оба живы.
