Экран погас. Я непроизвольно всхлипнула, и только сейчас поняла, что по моему лицу давно уже бегут слезы.
Центор, сидевший напротив, сжимал в руке пульт, и пальцы побелели. Причем они не разжались и до сих пор.
Я вытерла лицо ладонями.
— Вы видели такое, Ледариэн? Ведь вас так не обучали.
— Нет, конечно нет! — воскликнула я, — что вы!
— Я верю, — сказал центор, — у вас нормальные психические реакции. А это… Может быть, наркотики?
— Может быть. Все может быть — я же говорю, давно не была там, не знаю ничего.
— Помогите нам остановить их, — тихо сказал центор, — вы же видите…
Я резко вздохнула, возвращаясь к действительности.
— Вы убьете их и без моей помощи…
— Да, мы убьем их. Но они могут добраться до Кольца… и до второго Кольца. Все это будет на вашей совести.
— О моей совести нечего беспокоиться, у меня ее давно нет.
— Вы ошибаетесь, — мягко сказал Ленс, — у вас есть совесть. И честь у вас есть, Ледариэн. Вот вы заплакали сейчас…
— Это нервная реакция.
Я сжала кулаки под столом.
— Если у вас нет совести, почему вы не поступите так, как вам выгодно? Ведь вам же выгодно нам помочь, согласитесь. Вы избавитесь от смерти…
— Я легионер…
Это было глупо, невероятно глупо. Какой из меня легионер? Изгнанный с позором, а потом принятый подобострастно, вопреки всем правилам, к моему же собственному разочарованию. И что для меня значит Легион — всякие там идеи, неужели меня Лучезарный Император волнует?! Да провались она, Империя эта… в гробу я ее видала. В заднице.
Я посмотрела на Ленса почти с отчаянием. Пойми же, ну пойми хоть ты!
— Поймите же, я не могу…
Через несколько дней все было кончено.
Серетанцы не прорвали Третье кольцо. Мобилизованные силы подтянули с Квирина в первый же день, Сайгор был освобожден на второй. Жалким остаткам имперского флота удалось скрыться. Два квиринских крейсера с эскортом направились к Серетану — разбираться. Захватывать Серетан и менять там правительство никто не собирался — просто сдержать дальнейшие волны агрессии и провести переговоры.
В итоге все, наверное, сложилось к лучшему. Теперь Серетан будет вынужден вести переговоры с Федерацией, на планету поступят квиринские технологии, уровень жизни населения резко возрастет. Прежних безобразий уже не будет. Империя, возможно, распадется, не без этого. Но нужна ли нам в самом деле эта Империя?
Ленс снова вызвал меня к себе.
— Я прошу вас помочь в определении знаков различия — мы правильно их поняли?
Я просмотрела список — знаки различия по чинам и по родам войск. Все было верно, хотя попалась пара значков, незнакомых мне. Я сообщила об этом Ленсу.
— А зачем вам? С пленными разбираться?
— Да, — холодно ответил он, — пленные есть.
Помолчали.
— Кстати, захватили довольно много этих… усмирителей. Тех, чью работу вы видели на Сайгоре.
— И что — выяснилось, чем на них воздействовали? Ведь не могли это быть нормальные люди… Воспитание?
— Да, очень своеобразное воспитание. Видите ли, по сути это дети, их намеренно поддерживали в инфантильном состоянии. Они не знают многих вещей, например, не способны определять течение времени. И в реальной жизни… как бы это вам сказать… прихлопнуть муху — это для них уже убийство.
— Не поняла.
— И мы сначала не поняли. Вы знаете, как их готовили? Они играли в компьютерные игры. В виртуальности. Считали, что являются испытателями игр, что это их работа. Вы знаете, что современная виртуальность ничем не отличается по ощущениям от реальной жизни. Жесткие игры, не спорю, на низших инстинктах, на Квирине такие запретили бы сразу. Потом их перебросили сюда, погрузив в сон на время пути, убедили, что это — новая игра… А люди, которых они убивали — сами понимаете, виртуальные образы.
— Не может быть! — вырвалось у меня, — неужели нельзя понять разницу между игрой и реальностью?
— Нет. В том-то и дело. Вы же лучше меня знаете, какие виртуальные приключения предлагают производители игр на Серетане… и секс в любом виде, и война…
— Но раны…
— Им все-таки вводили наркотик, боль была сильно приглушена. Все остальное — как в реальности. Точная имитация. Так они считали.
— Адоне… — прошептала я. Ленс кивнул. Мне показалось, что его лицо постарело, морщины, что ли, появились.
— Самое страшное началось, когда им стали сообщать правду. Тем, кто выжил и попал в плен. У большей части развился реактивный психоз. Ведь они даже не солдаты. Они совсем, совсем не подготовлены… Им никогда не давали убивать в реале.
Мои пальцы заболели, и я разжала кулаки. С трудом. Что-то вроде судороги. На ладонях остались глубокие вмятины от ногтей.
— Ленс, вы… квиринская медицина… сможет им как-то помочь?
— Да, думаю, сможет.
Я покачала головой.
— Преступление, достойное… Аригайрта.
— Ледариэн, вы чаю не хотите?
— Можно, — согласилась я. В самом деле, выпить бы чего-нибудь. И лучше — покрепче, чем чай.
Но покрепче ско не предложил. Подвинул ко мне белую чашечку с горьким травяным запахом. Я отхлебнула. Чай и на вкус оказался чуть горьким, но это и хорошо. И покрепче бы.
— Ледариэн, — сказал Ленс, — почему вы отказались от сотрудничества? Мне просто интересно. Я не могу вас понять.
— А вы — как поступили бы на моем месте? Ну вот вы где-то в плену на другой планете, и Квирин начинает ее захват.
— Я бы отказался. Но я же квиринец, — он осекся, видно, понял, что сморозил глупость.
— Вы серьезно считаете, что только у квиринцев есть любовь к Родине, есть долг и честь?
— Но ведь вы — шибаг, Ледариэн. Вы давно бросили Родину.
Я молчала, глядя на него в упор. Думай, что хочешь, умненький ско. Думай, мальчик. Может быть, ты поймешь, что мир несколько шире и больше твоих детских, воспитанных квиринскими информационными потоками представлений о добре и зле.
— Жаль, — выдохнул Ленс. Отхлебнул из своей чашечки и аккуратно поставил ее на блюдце.
— Вам жаль, что я умру?
— Нет. Жаль, что вы родились не на Квирине. Идите, Ледариэн. У вас еще много времени.
В следующий раз он вызвал меня через неделю, сообщив, что ко мне приехали посетители.
Я стала собираться с тяжелым сердцем. Кто может ко мне прийти? Скорее всего, это родственники Ильта, кто же еще. Кроме них, у меня нет на Квирине знакомых. А мне не хотелось их видеть, неприятно это. Тяжело. Не знаю уж, почему, ведь я не виновата в смерти Ильта — и все равно как будто чувствую свою вину. Впрочем, это знакомо многим солдатам — вина за то, что выжил. А может, еще ревность какая примешивалась к этому — Ильт принадлежит только мне, и воспоминания о нем тоже, при чем здесь какие-то родственники?
