забралась на крышу.
Темные волосы беженки развевались на ветру.
– Эй, – сказала она. – Что это был за блинчик? Я должна попробовать все десять видов.
– Вернись сюда, – потребовала Хаука, протягивая руку, чтобы схватить девчушку. – Тебя не оформили как иммигрантку.
Голова девчушки исчезла, и на крыше послышались шаги. Хаука выругалась и выбралась наружу, сопровождаемая двумя стражниками. Они обыскали крышу небольшого сторожевого поста, но ничего не нашли.
– Она снова здесь! – крикнул изнутри кто-то из писцов.
Через мгновение девчушка уже выскользнула наружу, держа по блинчику в каждой руке и еще один во рту. Миновав стражников, она поспешила к телеге контрабандиста, который уже спустился и разглагольствовал о том, что его зерно испортили.
Хаука прыгнула, чтобы схватить ребенка, – и на этот раз ухитрилась поймать ее за ногу. К несчастью, двое стражников тоже потянулись к девчушке и споткнулись, упав беспорядочной кучей на Хауку.
Но она не сдавалась. С трудом дыша от тяжести на спине, Хаука крепко вцепилась в ногу хулиганки. Она подняла глаза, сдерживая стон.
Беженка сидела на камне перед ней, склонив голову набок. Она запихнула блинчик в рот, затем потянулась назад – прямиком к крюку, которым телега крепилась к чуллу. Она постучала по нижней части крюка, и тот выскочил из паза без малейшего сопротивления.
«О, клянусь бурей, нет!»
– Прочь от меня! – закричала Хаука, отпуская девчушку и отталкивая мужчин. Глупый контрабандист в замешательстве попятился.
Повозка покатилась к уступу позади, и стражница усомнилась, что деревянный забор удержит ее от падения. Ощутив внезапный прилив энергии, Хаука подскочила к повозке и схватила ее за бок. Тяжелая штуковина поволокла стражницу следом за собой, и ей привиделась жуткая картина: повозка падает с карниза в город, на беженцев из иммигрантского квартала.
Повозка, однако, медленно накренилась и замерла. Хаука, пыхтя, подняла взгляд, упираясь ногами в камни и держась за край злосчастной телеги. Она не смела разжать хватку.
Девчушка была там, на вершине горы зерна – доедала последний блинчик.
– И впрямь вкуснятина.
– Тук-пирожок, – сказала измученная Хаука. – Их едят для процветания в будущем году.
– Тогда их надо есть постоянно, разве нет?
– Наверное.
Беженка кивнула, шагнула в сторону и пинком открыла заднюю дверцу повозки.
Зерно с шуршанием заскользило наружу.
Это была самая странная вещь, которую Хауке случалось видеть. Гора зерна превратилась в жидкость, вытекающую из повозки, хотя уклон был слабый. А еще зерно… ну… оно еле заметно светилось, когда вытекало и лилось дождем в город.
Девчушка улыбнулась Хауке.
Потом она спрыгнула вслед за потоком.
Хаука разинула рот, когда девчушка упала следом за зерном. Двое других стражников наконец достаточно очнулись, чтобы прийти на помощь, и схватились за тележку. Контрабандист кричал, спрены гнева кипели вокруг него, как лужи крови на земле.
Зерно колыхалось в воздухе и подымало тучи пыли, попадая в иммигрантский квартал. Он располагался далеко внизу, но Хаука была уверена, что слышит крики восторга и благодарности людей, которым на голову посыпалась еда.
Обезопасив тележку, Хаука шагнула на уступ. Беженки нигде не было видно. Вот буря. Она что, какой-то спрен? Хаука снова огляделась, но ничего не увидела, кроме странной черной пыли у ног. Ее унесло ветром.
– Капитан? – спросил Рез.
– Займись иммиграцией в течение следующего часа, Рез. Мне нужен перерыв.
Бури. Как, во имя Рошара, она объяснит случившееся в отчете?
4
Крадунья не должна была касаться Виндля. Приносящий пустоту все время говорил что-то вроде: «Мое присутствие в этом мире недостаточное, даже с учетом нашей связи» и «Видимо, вы частично застряли в Когнитивной реальности». В общем, нес всякую ерунду.
Ведь на самом деле она могла к нему прикоснуться. Временами это было очень полезно. Например, когда прыгаешь с невысокого утеса и надо за что-то держаться. Виндль удивленно вскрикнул, когда она спрыгнула, и тут же бросился вниз вдоль стены, двигаясь быстрее, чем она падала. Он наконец-то научился быть внимательным.
Крадунья ухватилась за него, словно за веревку, которую неплотно сжимала, падая и чувствуя, как лоза скользит сквозь пальцы. Это помогло немного замедлить падение. Она ударилась о землю сильнее, чем было бы безопасно для большинства людей. К счастью, она была крутой.
Она погасила сияние крути и бросилась в маленький переулок. Люди толпились вокруг нее, восхваляя различных Вестников и богов за дарованное зерно. Ну, можно и так выразиться, раз им это по нраву, но все, похоже, знали, что зерно пришло не от какого-нибудь божества – не напрямую, – потому что расхватывали его проворнее, чем хорошеньких шлюх в Бавии.
Через несколько минут от телеги зерна осталось лишь немного шелухи, которую унесло ветром. Крадунья устроилась у входа в переулок, осматривая окрестности. Она словно выпала из полудня в сумерки. Повсюду простирались длинные тени, пахло сыростью.
Здешние здания – дверные проемы, окна и все прочее – вырубили прямо в скале. Стены покрасили в яркие цвета, местами нарисовали колонны, чтобы отличить один «дом» от другого. Люди толпились вокруг: болтали, топали, кашляли.
Славная у них тут жизнь. Крадунье нравилось быть в движении, но она не любила оставаться одна. Быть в одиночестве и быть одиночкой – разные вещи. Она встала и пошла, засунув руки в карманы, стараясь смотреть во все стороны одновременно. Это место производило сильное впечатление.
– Это было очень великодушно с вашей стороны, госпожа, – сказал Виндль, вырастая рядом. – Выбросить зерно, узнав, что его владелец – вор.
– Правда? Я просто хотела приземлиться на что-то мягкое, если ты будешь хлопать ушами.
Люди, мимо которых она проходила, были одеты по-разному. В основном попадались азирские узоры или ташиккские шиквы. Но встречались наемники, возможно тукари или эмули. Еще попадались люди в одежде более светлых оттенков, вероятно из Альма или Деша. Ей нравились эти места. Мало кто пытался убить ее в Альме или Деше.
К сожалению, красть там было нечего – если только не любишь есть кашу и это странное мясо, которое местные жители добавляют во все блюда. Мясо каких-то зверей – уродливых существ с грязной шерстью по всему телу, обитавших на горных склонах. Крадунье оно показалось отвратительным на вкус, а ведь она как-то раз пыталась перекусить черепицей.
Во всяком случае, ташикки ей встречались гораздо реже, чем иностранцы, – как это место назвали наверху? Иммигрантский квартал? Ну, значит, и она не будет выделяться на общем фоне. Крадунья даже прошла мимо нескольких реши, хотя большинство из них жались возле лачуг в переулках, одетые лишь в лохмотья.
Да, такая была у этого места странная особенность: лачуги. Она не видела их с тех пор, как покинула Зофикс, где такое строили внутри старых шахт. В большинстве стран, если бы люди попытались возвести жилища из дрянного материала… ну, все просто сдуло бы в первую же Великую бурю, а хозяин остался бы сидеть на ночном горшке,
