немом изумлении, а глаза светились каким-то лихорадочным блеском.
— Канарейка умерла! — выпалила она, и с этими словами губы ее сложились в широкой импульсивной нервической улыбке.
Пару секунд Ольга в радостном оживлении смотрела на мужа. Рот ее, все мышцы лица улыбались, и только в широко распахнутом неморгающем взгляде явственно отражался охвативший ее испуг. Всей душой она ждала, что муж тоже встрепенется, улыбнется в ответ или, наоборот, встревожится, скажет, сделает что-нибудь, побежит на кухню, но только не оставит ее один на один с действительностью, с тем ворохом внезапных незнакомых ей прежде глубинных пугающих переживаний, которые окутали сейчас ее нутро. Но Юрий молчал, сохраняя спокойное и серьезное выражение лица, и такая реакция супруга (вернее, полное ее отсутствие) тут же разрушила всю ту нервическую веселость, которой Ольга в отчаянном бессознательном порыве из последних сил отгоняла нависший над ее существом ужас: в мгновение улыбка и оживление бесследно исчезли с ее лица, и один только чистый испуг остался в увлажнившихся глазах.
Юрий же продолжал внимательно глядеть на супругу. В лице его не шевельнулся ни единый мускул, но сознание пришло в полное смятение. Известие оказалось для него столь неожиданным, волнующим, необычным, интересным, шокирующим, пугающим, что он совершенно опешил. Проявившаяся же у супруги улыбка еще больше сбила его с толку: на секунду он даже решил, что это розыгрыш; взглянув же в глаза жены и почувствовав, что она ни капли не шутит, вконец смутился ее абсолютно неуместной веселостью.
Множество самых разных, порою противоречивых эмоций поднялось, забурлило в Юрии: ему захотелось удивиться, оживиться, вспыхнуть и тоже улыбнуться, начать расспрашивать Ольгу, подскочить, побежать посмотреть и вместе с тем не бежать ни в коем случае, чтобы не воспринимать жуткого зрелища мертвого питомца, лежащего сейчас где-то там, в одной из комнат. Эти желания в доли секунд одно за другим проносились в его сознании, но он сдерживал каждое из них, чувствуя, что все они были неприемлемы сейчас. Некоторое время Юрий, потерявшись в собственных мыслях, с каменным выражением лица глядел на супругу, не находя возможности ответить ей, не зная, что говорить, как реагировать, вести себя.
— Ясно… Ты иди, я сейчас подойду… — наконец произнес он, движимый все усиливающимся бессознательным желанием остаться в одиночестве.
Как только супруга ушла, Юрий вновь развернулся к компьютеру и, взявшись за мышку, машинально уставился в экран, но уже не помня про игру, вообще не замечая застывшего на паузе изображения. С полминуты он приходил в себя, а когда поднявшийся в душе ураган эмоций стал стихать и разум несколько прояснился, встал из-за стола и вышел из комнаты.
Пройдя на кухню, Юрий нашел Ольгу у клетки: она отцепляла поддон, на котором лежала мертвая птица. Приблизившись к жене, он посмотрел на канарейку, но не узнал ее. Птица лежала на боку, каменно-недвижимая, с торчащими растопыренными лапками, открытым клювиком и мутными, будто заплывшими бельмом глазками. Юрий никогда не видел и не мог видеть ее в таком неестественном положении, и оттого у него сложилось впечатление, что это была не их канарейка, а нечто совершенно, качественно другое.
«Сколько прошло времени? Она прилетела в прошлом октябре. Чуть больше года всего», — принялся размышлять про себя Юрий под действием вдруг охватившего его совершенно им не сознаваемого чувства вины.
— Ты не знаешь, сколько канарейки живут? — поднял он на Ольгу кроткий, какой-то даже молящий взгляд.
— Не знаю.
«Может, она уже старая к нам прилетела? — не получив поддержки от супруги, попытался успокоить себя Юрий. — Я и внимания на нее последнее время не обращал. Забыл о ней совсем… А вдруг она болела? И летать по квартире перестала. Когда она последний раз в детскую залетала?» — напрягся он, но, не сумев вспомнить ни единого момента своего общения с питомцем за последние несколько месяцев, впал в еще большее уныние.
— Может, ей йода не хватало? — вновь обратился он к Ольге.
— Йод для попугаев, по-моему.
— Надо было ей витамины какие-нибудь покупать, — задумчиво продолжил вслух Юрий. — Наверняка же есть специальные витамины для канареек?.. Ты что, ее в мусор собралась выкидывать? — в недоумении произнес он, увидев, что супруга достала из шкафа заправленное пакетом ведро.
— А куда еще? — поняв причину замешательства мужа, с каким-то тоже вдруг проявившимся смущением уставилась на него Ольга.
— …Да, наверное, — тихо согласился Юрий.
Убрав канарейку в пакет, Ольга быстро переоделась, и супруги, не задерживаясь в квартире больше ни минуты, отправились за дочерью.
— Не надо говорить Саше, что канарейка умерла, — чуть развеявшись на улице, заметила Ольга.
— А что ты ей скажешь?
— Нужно придумать что-нибудь… Скажем, что улетела.
— Улетела? — скептически переспросил Юрий. — Это нелепо. Саше девять лет. Она все поймет, и ты будешь выглядеть глупо.
— Ничего она не поймет. А говорить ей о том, что канарейка умерла, совершенно ни к чему. Поэтому скажем, что улетела, — ультимативно заключила Ольга, внимательно посмотрев на супруга, как бы желая по реакции в его лице прочитать согласие с ее решением.
— Говори что хочешь, — спокойно ответил муж.
Юрий знал: Саша непременно почувствует ложь матери и, скорее всего, попытается поймать ее на несоответствиях своими вопросами. Подобные ситуации он наблюдал уже не раз и всегда в такие моменты ощущал неловкость, происходившую от глубинного чувства стыда. Куда ближе его убеждениям было сказать Саше правду, какой бы жестокой она ни была: во-первых, чтобы у дочки не возникло чувства, что ее обманывают, и сохранялось полное доверие родителям, а во-вторых, чтобы у нее формировалось объективное представление об окружающей действительности. Но, несмотря на желание быть честным как перед дочерью, так и перед самим собой, в этот раз Юрий не стал противиться супруге: сам он не собирался касаться данного вопроса и в то же время знал, что Саша, наверняка раскусив обман матери, не позволит себе «проверять» его.
Скоро супруги оказались у мусорных баков, и Ольга отошла к ним, чтобы выкинуть пакет с канарейкой, а как только они двинулись дальше, Юрий, не глядя на нее, задумчиво произнес:
— А мы с Кристиной в детстве, когда у нас голубь умер, устроили ему похороны.
— У вас голубь жил?
— Месяц всего, — продолжил Юрий с вдруг вспыхнувшим в нем энтузиазмом. Сам факт того, что жена спустя десяток лет супружества еще что-то не знала из его жизни, порядком изумил его, и одновременно воодушевил на рассказ. — Кристине тогда лет двенадцать было, а я вообще в садик ходил и только отрывками помню. Мы с ней на улице нашли голубя с подбитым крылом. Он летать совсем не
