и увел за собой толпу в сторону крепости. Он решил, что это место идеально подойдет культу для нового дома. Немного уборки, и они смогут вполне сносно тут жить. Бурбалка по длинной дуге обогнул Гарба и побрел вслед за минотавром в надежде узнать последние новости.
Аггрх неуверенно обнял хапугу. Он слышал ее слова, и они ранили глубже, чем хотелось бы: ему она в любви не признавалась. Девушка сперва нервно повела плечом, стараясь не смотреть на орка, но затем на миг прикрыла веки и закуталась в объятия громилы, как заворачиваются в теплое и уютное одело. Посох в его руке как будто тоже обнимал и согревал одновременно.
— Наших богов больше нет, — сказал Гарб. — Остался только я.
Рати скорчила недовольную рожицу, мол, хорош заливать, но лик гоблина был убийственно серьезен.
— Верховных богов теперь, кажется, не осталось у большинства народов Лумеи, и это плохая новость, — продолжил Гарб.
— Значит, я все-таки попаду к Лю, — с горечью прошептал орк.
— Первое, что я сделаю, когда ты вернешь мне посох, это изгоню его из твоей головы и жизни, — ворчливо сказал гоблин. — Ты попадешь в мое царство, потому что мой жрец не должен попасть в другое место. Вот только миры старых богов для меня закрыты, а нового тоже пока нет.
— А ты не можешь создать себе новый посохом? — спросила Рати.
Бог посмотрел на нее округлившимися глазами. Такая мысль ему в голову не приходила, но выглядела вполне осуществимо.
— И тогда я стану равным Део, — задумчиво сказал он. — Если Минору не соврал, то он и хотел, чтобы я бросил вызов Творцу. Однако никто не властен над Его законами. До сих пор я не делал ничего такого, что могло бы их нарушить, но если попытаться, он пробудится, и тогда…
Повисла гнетущая тишина.
— Ты уже нарушил один из первых его запретов швоим шуштештвованием, — из кустов неподалеку вышел темнокожий бард и направился к Гарбу.
Вот только голос принадлежал не ему. Немного сиплый, шепелявый и куда более низкий, чем у Адинука, бас подсказывал, что троу живет в своем теле не один.
— Бороды не хватает, — усмехнулся гоблин.
— Рашкушил ты меня, но я уже и не пряталша.
— Я надеюсь, ты потом его отпустишь, Хьялти, — сказал Гарб. — Я дружен с этим эльфом.
— Разумеетша, — кивнул бог дворфов. — Он хорошо меня машкировал вше эти годы и был лутшим верующим. Так вот, поздравляю с возвышением. Ты, наверное, знаешь, щто Део запретил богам появлятьша в швоем мире, но вше легко обходили запрет.
Гоблин по привычке почесал затылок, хотя потребности в этом больше никакой не ощущал.
— Аватары?
— Именно, — кивнул троу. — Или вот как я. Могу наутшить, ешли захотшешь. А вот ты не аватар, а бог во плоти, и ты здешь. Ешли он до ших пор тебя никак не оштановил, значит, вшо идет не только по нашему плану, но и по его воле. Хотя, шкорее, он как вшегда прошто дрыхнет и нитшего не видит.
— Вашему плану? — переспросил шаман.
— Разумеетша, — подтвердил Хьялти. — Мы ш Торгароном и Му-Кирином давно поняли, щто кто-то ведет охоту на богов. Когда штали пропадать наши враги, мы радовалишь, а потом штало штрашно. А когда пропали мои братья, пришлошь прятатша.
— Это как-то связано с проклятием Каввеля? — уточнил гоблин.
Аггрх настороженно смотрел на Адинука, с трудом веря, что все это время путешествовал бок о бок не с одним, а как минимум двумя богами. Рати просто прижималась к нему, заставляя отвлекаться. Она не понимала ни слова, потому что бессмертные говорили на своем языке. Орк же почему-то без труда вникал в беседу и старался запомнить каждую мелочь.
— Торгарон придумал, — кивнул Хьялти. — Шлишком много шмертных разотшаровалишь в богах. Говорили, щто раз боги не говорят ш ними, знатшит, можно и не молитша. А тут еще оштроухие натшали в швоих академиях утшить, что нельзя полагатьша на богов, а нужно шамим покорять шилы природы. Деревяшки поганые. Дурной пример-то заразителен, и неверие штало рашползатьша к гномам, а потом и к оштальным. А мы ш такими даже поговорить не можем. Вот рогатый и шказал, щто надо попытатьша шоздать нового бога как раз для них. Пушкай он бы ш ними говорил. Так хотели выпить два кубка шразу: и разотшарованных бы приштроили, и Део бы пробудили, щтобы он нашел тех, кто на наш охотитша. Мы знали, щто Минору щто-то ш тобой затевает и подброшили тебе Каввеля, щтобы ты за ним пришматривал, а он за тобой.
— Значит, культ Аспикса — ваше изобретение? — догадался Гарб.
— Шоздатель же отнял у наш возможношть иметь детей, — покачал головой дворф в теле троу. — Прошто родить бога шами мы бы не шмогли, а шмертный пророк проблему бы не решил. Пришлошь импровизировать. Пуштили шлух, что Ашпикш — новый бог, который принимает вшех отверженных, потому что шам штрадает от штарых богов. Шмертные шразу к нему и потянулишь. В нужное время прошел бы обряд, и ш нужным колитшеством верующих, Каввель бы штал богом. Кто же мог предвидеть, щто вы шумеете убежать ш Лумеи, потеряете время и ишпортите нам план?
Гарб задумался, и его высокий божественный лоб прорезали морщины.
— С этим понятно. А зачем понадобилась Могара?
— Ох, — махнул рукой дворф. — Это запашной план Му-Кирина и его неуемная похоть. Он шказал, щто наказывать проклятием нужно за щто-то, а для этого нужно шнащала шоздать ушловия. Ну, и шоздал дотшку-крашавитшу, на которую не мог не покушитша Каввель. Главное было швешти их вмеште.
— Запасной план, конечно же, состоял в том, чтобы и Каввель и Могара родили божественное дитя? — неожиданно вклинился в разговор Аггрх. — Вдруг бы у двух полубогов получилось то, что не дано полноценным.
Гарб с улыбкой кивнул, подтверждая догадку. Хьялти же икнул от изумления.
— Кто тебе это поведал, шмертный? — набычился он, не веря в догадливость орка. — Может, ты еще знаешь, щто они двоюродные? Ты еще шкажи, щто знаешь, откуда у минотавра моя шекира? Я шам подарил!
— А они двоюродные? — в свою очередь удивились Аггрх с Гарбом.
— Каввель полутшаетша ее двоюродный дедушка по отшовшкой линии, — сказал Хьялти. — Торгарон ее папе приходитша дедом, ведь он из старших богов. Он и Каввеля вашего затшал литшно, но шпрошил разрешения у матери и предшказал ее шину большое будущее. У него талант к предшказаниям.
Аггрх прикрыл ладонью глаза.
— Так вот как это, оказывается, называется, — с сарказмом сказал он. — Представляю, как это выглядело. Привет, я твой бог. Пришел сделать тебе ребенка. Можно я уже это