и надо показаться лечащему врачу.
Захара никто не задерживал.
Утром он позволил себе поспать и, против обыкновения, умывался позже всех.
Вытирая лицо полотенцем, не сдержал испуганного возгласа при виде Мешалкина.
— Отпустили?.. — Захар от неожиданности уронил мыло.
— А ты, чижик, думал меня навеки упрячут?
— Значит, все хорошо, все нормально, — радостно забормотал Захар.
— С небольшими оговорками, — загадочно произнес Герман.
В номере Захара он запер дверь, демонстративно сунул ключ в карман.
— Ты, падло, под какую статью меня подвел?
По реакции Захара в умывальнике он догадался, что парень ни при чем, но убедиться лишний раз не мешало.
— Я из сарая и нос не высовывал.
— Где плащ?
— У меня, — метнулся Рычнев к шкафу, — я собрался уезжать, а ребят на случай, если зайдешь, не предупредил.
Герман проверил карманы. Паспорт был на месте.
— Который ударил тебя при задержании, извинился потом?
— Само собой, — ухмыльнулся Герман. — Они всегда просят прощения после неделикатного обращения.
— А Зубарь?
— Он далеко.
Мешалкин украдкой посмотрел окно.
— В город едешь?.. Весьма кстати, молодой человек. — Он свернул плащ. — Составь на часик компанию.
Захар был в полном неведении, куда его ведет Мешалкин. Когда показался широкий обводной канал, тянувшийся до самого Дона, забеспокоился.
— Не хнычь, пришли, — стал раздеваться Герман.
На сыром песке отпечатались широкие ступни.
Приближалась груженная щебнем баржа.
— Ты рехнулся, — опешил Захар.
— Слушай внимательно, — полез в воду Герман, прихватив зачем-то одежду. — За мной охотятся. Не доплыву — скажи о том любому, кто будет на берегу. Перед ментами не выпячивайся. Они мне шьют, что я угрохал Зубаря. А я его и пальцем не тронул.
— Верни-и-сь, — жалобно пропел Захар, уверенный, что Мешалкин спятил.
Герман плыл на боку, отставив руку с одеждой.
С баржи подали тревожный гудок.
Захар оцепенело застыл. Судно надвигалось на Германа.
— Береги-и-сь! — крикнул Захар.
Мешалкин исчез в метре от баржи. Она продолжала ход. На носу перегнулся через борт матрос.
Рычнев заметался, не зная, что делать. Германа нигде не было видно.
Седовласый рыбак, появившийся бог весть откуда, долго не соглашался дать лодку.
Захар сам взялся за весла.
— Погодь, — осадил его рыбак, кто ж так гребет.
Захар уже различил одежду на воде.
— Он кто тебе? — вытащил разбухший плащ старик. — Никто?.. Отчего верещишь? Они тут кажный год топнут.
— Сообщи в милицию, — бросил, уходя, Захар.
Рыбак, чертыхаясь, выкинул плащ на берег.
Рычнев, сдерживая слезы, попрощался в душе с Германом.
Случилось то, что и должно было случиться. Проклятие, нависшее над ним, мстит всем, кто помогает ему.
Захара, пока он ехал в автобусе, всего ломило. Дома он наглотался таблеток, но стало еще хуже. Ему и вправду пришлось обратиться к врачу.
Когда наколотый и напичканный лекарствами Захар вернулся из поликлиники, понял, что болезнь подходит его положению. Можно было сутки напролет не вставать, предаваясь грустным размышлениям.
В окна бил порывистый южный ветер, оставляя на стеклах капли-отметины. Ночами уже голые ветви отражались на освещенной уличными фонарями стене.
Захар задергивал перед сном шторы, стараясь побыстрее уснуть. Но и отдых не приносил облегчения. Часто снилось, что он горит в застрявшем между этажами лифте и колотит, что есть мочи, в заклинившую дверь.
Однажды он проснулся словно от чьего-то ласкового прикосновения. Голова не болела, хотя он поспал мало, и до утра было далеко.
Тень от ветвей на стене была неподвижная и очень четкая, словно клинописный узор. Подоконник заливал странный бледно-голубой свет.
Захар подошел к окну… Двор был черен, хотя почти полная луна ярко переливалась, затмевая самые крупные звезды.
Необъяснимое волнение, как по мановению волшебника, вошло в него.
Захар с трудом заставил себя лечь, не сомкнув до утра глаз.
Все повторилось на другую ночь.
Захар знал, что ему делать. Он продлил у врача больничный, в тот же день выехал на хутор.
Рычнев занял пустующую хату, протопил дровами печь. Устроившись за немытым столом, перекусил прихваченными из дому бутербродами.
От нечего делать погулял по двору и, совсем заскучав, спустился по косогору к пруду.
На утрамбованном песчаном пятачке чернела зола потухшего костра, валялись вспоротые консервные банки, пустые разнокалиберные бутылки.
Захар вспомнил, как еще совсем недавно купался на этом самом месте, спокойный и счастливый. Но вспомнил без сожаления…
Жгучее нетерпение все сильнее захлестывало. Как будто где-то неподалеку происходит что-то очень важное и надо сию минуту быть там.
Он поднялся на холм, и сердце сжало сладостное томление, когда в лиловых предвечерних сумерках увидел пойму и скопление деревьев на повороте к озеру.
Не сдержавшись, издал радостный возглас. На чистом зеркале пруда, как подводный фонарь, блестела, отражаясь, луна.
Она взошла из-за спины Захара и была незаметна, пока не налилась голубым светом.
Повинуясь безмолвному приказу, Захар пошел, завороженный луной.
Он старался идти так, чтобы она была слева, и тогда словно светлая просека пролегала в чащобе ночи.
Деревья у развилки дорог, мелькнув на секунду, исчезли, словно погрузились в черную пучину. А свет, как луч прожектора, вел Захара дальше по пробитой среди кустов и мокрой травы тропинке, пока не уперся в знакомый саманный домик.
Он рывком распахнул дверь и, ошеломленный, замер на пороге. В одну секунду сквозь дырявую крышу будто ударили десятки острых разноцветных игл, выхватив из тьмы колченогий стол, приспособленный под табурет ящик, свернутый матрац в углу.
На столе, между краюхой хлеба и оплывшем огарочком свечи в треснутом стакане, лежала раскрытая книга.
Захар сразу догадался, что перед ним труд Коченкова. Он протянул руку. Пальцы стали сизыми, словно их опустили в химический раствор.
К большому разочарованию, не нашел нужных страниц.
Захар сел на шаткий ящик, раздумывая, откуда в заброшенном домике взялся столик и кто спит на матраце.
Возможно, этот человек прятался здесь и раньше, но когда появился Зубарь с дружками, исчез.
Рычнев решил дождаться незнакомца — сколь ни опасна была бы встреча с ним. В конце концов и он имеет право быть посвященным в тайну, иначе что тогда привело его сюда?
Он попытался сесть удобнее, но не смог, ощутив вдруг себя как прикованным к ящику. И в этом тоже усмотрел чью-то волю.
Узкие пучки света на столе начали постепенно меркнуть, лишь вокруг книжечки оставалось голубое свечение.
За стеной послышались шаги. Захар напрягся, мысленно приказывая войти тому, кто топтался за дверью.
«Сейчас это должно случиться», — с трудом поднялся Захар.
Томительные секунды показались долгим часом и, не выдержав, он слабо толкнул дверь.
Противно заскрипели несмазанные петли. Захар посторонился, давая зайти высокому человеку, которого, к своему ужасу, узнал.
— Ты-ы?! — вскричал Захар, отказываясь верить в
