мощную поддержку, в том числе и от рабочих организаций. В отличие от ИСРП и автономных правых, у нее было мало сторонников на региональном уровне. Изначально имевшая либерально-антиклерикальную ориентацию, партия постепенно сместилась вправо, приобрела популистский характер, где преобладала не политика, а риторика. Партийные лидеры призывали к реформам «ради всех испанцев, ради народа» (причем употребление слова «народ» в таком популистском ключе у них переняли в гражданскую войну республиканцы и социалисты), но насчет улаживания классовых и региональных распрей не предлагали никакого рецепта. Заручившись поддержкой всех классов, партия тем не менее становилась все более буржуазной. Радикалы вновь поправели — не исключено, что под влиянием умеренных монархистов, отличавшихся консерватизмом в классовых вопросах. Самая либеральная из партийных фракций теперь вышла из состава партии и поддержала Асанью (Manjon, 1976: 192–201, 252, 403–408, 589–600, 611–614, 681; Bermejo Martin, 1984: 453–454; Townson, 1988: 65–67).
Последующий выход радикалов из левоцентристской коалиции спровоцировал выборы 1933 г. По их итогам лидирующие позиции в новом правоцентристском правительстве заняла Радикальная партия, намеревавшаяся изменить конституцию с целью сохранения порядка и собственности. Радикалом был министр внутренних дел, развязавший репрессии в 1934 г. В то же время радикалы были еще и оппортунистами и (подобно активистам современных им партий) полагали, что не так важно провозгласить абстрактные принципы, как получить доступ к власти и влиянию. Поскольку разных принципов в республике провозглашалось множество, подобное прагматическое отношение было весьма благотворно с точки зрения демократии: эта центристская партия готова была идти на уступки всем, кто предложит им министерские портфели. Однако для подобной партии особо губительна коррупция: захлестнувшая ее в 1934 г. волна скандалов в конечном счете ее потопила. К концу 1934 г. поддержка партии начала слабеть, а на выборах 1936 г. ее ждало сокрушительное поражение, вследствие которого к власти и пришел «Народный фронт».
Радикалы сильно отличались от правых партий: для последних всепоглощающими были принципы — частная собственность, порядок, иерархия, религия и территориальная целостность страны. Но те и другие вполне могли объединиться на почве второстепенного отношения к демократии: ведь и стремление к власти, и консервативные ценности часто ставят выше нее. Такова была ахиллесова пята правоцентристов, из-за которой в 1936 г. они неоднократно поддерживали призывы призвать на помощь армию. Возможно, левоцентристы не сумели провести реформы и не уберегли республику, зато они неуклонно верили в республику и за счет этого пользовались неизменной поддержкой народа. Правоцентристы отдавали голоса «направо» и в конечном счете начали двойственно относиться и к республике. Самые правые из правоцентристских фракций присоединились к призывам свергнуть республику военной силой[52]. Разорение, выхолащивание рядов правоцентристов наблюдалось в Испании в меньшей степени, чем в Веймарской республике, тем не менее именно вследствие этого процесса Испанская республика и рухнула.
ПРАВЫЕ
Главными соратниками мятежных военных, конечно же, стали испанские консерваторы. Выражавшие двойственные чувства по отношению к новой народной республике, консерваторы на первых выборах выступили довольно слабо. Главный печатный орган правых газета «El Debate» тогда обратилась с призывом: «Мы все обязаны защитить Испанию, самих себя, наши материальные и духовные богатства, наши убеждения… обеспечить сохранность частной собственности, иерархии общественной и трудовой». Таким образом родилось явление, известное как «акцидентализм». По сравнению с этими целями, любая конституция была неважна, эфемерна, случайна («акцидентальна»). Демократию — в случае если целью таковой становился консерватизм — принимали как наименьшее зло. При этом консерваторы осознавали, что у них нет альтернативы тому, чтобы еще активнее участвовать в выборах, пробуя мобилизовать население при помощи политических партий нового типа. Некоторые правые увлекались фашизмом или замышляли военные перевороты, но большинство понимали, что единственные правила игры — это правила электоральные (Preston, 1978: гл. 2; 1986: 111–126; Alvarez Rey, 1993: 448).
Давайте посмотрим, из каких компонентов состоял испанский консерватизм. Одним из его бастионов был класс капиталистов, большинство из которых так или иначе спровоцировали падение республики. От нанимателей вне аграрного сектора требовали не революции, а реформ, и тем не менее они активно выступали против них, полагая, что реформа угрожает их праву собственности. Их заявления несли на себе отпечаток «реакционного провинциализма», который Кабрера считает отражением «аграризации испанской буржуазии». На фоне недовольства рабочих многие были согласны подавить его законными методами, привлекая гражданских губернаторов, полицию, Национальную гвардию и армию. Вот при таких обстоятельствах и была совершена третья часть убийств, задокументированных в табл. 9.2. В условиях экономического кризиса наниматели, начиная с 1933 г., в сотрудничестве с правоцентристским правительством пытались ослабить рабочие Jurados Mixtos. Их вновь ввели в состав министерства внутренних дел, и они стали чаще выносить решения в пользу работодателей. Особенно неуступчивыми работодатели стали в 1936 г., после победы на выборах «Народного фронта», из-за непоследовательности в его экономической политике и из-за волны забастовок с требованиями повысить зарплату и сократить рабочие часы. Теперь многие говорили, что республика для страны — непозволительная роскошь (Cabrera, 1983: 251–286; Carmona, 1989: ч. 3; Macarro Vera, 1989; Tusell Gomez et al., 1993).
Однако среди промышленников и финансистов было крайне мало политических деятелей. Точной информации о взглядах капиталистов у нас нет, однако можно предположить, что они склонялись не к военной диктатуре, а к полуавторитарной республике, где царили бы закон и порядок (как режимы до Примо, а также в 1934 и 1935 гг.). Предприниматели числились в основном не среди антиреспубликанцев, а в рядах правоцентристов (табл. 9.2 Приложения). Некоторые капиталисты финансировали «акциденталистских» автономных правых, а также традиционалистские и открыто авторитарные партии «Испанское действие» и «Испанское обновление» (Montero, 1977; Cabrera, 1983: 307–312; Morodo, 1985: 48–52; Preston, 1986). Что касается фашистской «Фаланги», то, как только стал очевиден ее радикальный характер, финансирование пошло на спад, но за несколько месяцев до непосредственно военного восстания его объемы вновь выросли. Хотя военное вторжение в конце концов поддержали многие, посвящены в планы заговорщиков были единицы (Payne, 1962: 61–62; Preston, 1978: гл. 7). Так что нельзя сказать, что промышленники и финансисты сгубили республику единолично, хотя их вклад, безусловно, способствовал ее гибели.
Более очевидной была роль латифундистов: особую активность в ультраправых антиреспубликанских партиях проявляли оставшиеся в Севилье рантье (табл. 9.2 Приложения, строки 1 и 2). Практически повсеместно землевладельцы противостояли рабочим союзам, Jurados Mixtos, и, конечно же, всем республиканским реформам. В более зажиточных или небольших крестьянских районах нажим мог быть сильнее, и тогда наниматели вынуждены были уступать (Bosch, 1993). Но в районах с более крупными хозяйствами, особенно на юге, землевладельцы были куда менее гибкими. Благодаря возможности заключать союзы они скорее отказались бы заниматься землей — и тогда голод заставил бы крестьян подчиниться, — чем согласились бы повысить жалованье
