Всплеск насилия привел к столь же противоречивому Проекту утилизации клонов, который был в скором времени одобрен поспешно собранным международным комитетом и точно так же вызвал немало споров касательно использования услуг плохо проверенных Агентов по возвращению с целью обнаружения и уничтожения любого и всякого репликанта человека. Несмотря на то, что клоны подлежали гуманному усыплению в соответствии со стандартным набором процедур, установленных Международным трибуналом по гуманному контролю над народонаселением, в действительности многие из тех, кого впоследствии стали называть «жнецами», были больше заинтересованы в выполнении своей нормы тел и получении оплаты от начальства, нежели в обеспечении уничтожения в соответствии с установленными законом процедурами. Появление «клоунады», то есть вызовов с сообщениями о предполагаемом реплицировании на анонимную горячую линию, предназначенную для таких сообщений, должно было способствовать усилению контроля за «жнецами» и методами их работы. Зачастую обвинение было почти невозможно доказать или опровергнуть, поскольку требовалось сравнение с исходным генетическим материалом, который, как правило, был недоступен; очевидцы давали показания о том, имели ли обвиняемые сходство во внешности или поведении с кем-либо из тех, кого они встречали ранее. Подобная система проверки, предрасположенная к манипуляциям и мошенническому злоупотреблению (что приводило к случаям колоссального злоупотребления правом), была равносильна охоте на ведьм. И все же к тому времени общественная истерия была настолько сильна, а поддержка инициативы по изъятию клонов настолько велика, что к середине 2050-х годов континент не мог вообще претендовать на обладание клонами человека, за исключением тех немногих, кто волей случая или удачи сумел избежать задержания.
В результате клоны как угроза общественному порядку исчезли из международного сознания. К 2073 году сама идея клона человека расценивалась многими лишь как исторический курьез, схожий с тюльпаноманией 1637 года или модой на игрушку под названием «слинки». Таким образом, когда Энни Уоллер впервые обратилась в суд со своей жалобой, это вызвало целую волну репортажей в местных СМИ, поскольку идея того, что клоны человека, вероятно, все еще живут бок о бок с обычными сообществами и не в постыдной скрытности, но, по словам Уоллер, с «вопиющим пренебрежением к правам других ДНК-дивергентных людей», имела фантастическую привлекательность.
Тем не менее суд и то историческое постановление, которое положило ему конец, возможно, никогда не привлекли бы к себе такого внимания международного сообщества, если бы не ключевой довод, лежащий в основе стратегии защиты. Согласно ему требование проведения сравнительного анализа ДНК нарушает конституционные права подзащитных, пусть даже результаты такового немедленно решили бы вопрос о вине.
В блестящей – или ошибочной, в зависимости от точки зрения – юридической аргументации защита утверждала, что принудительное извлечение образца ДНК у подсудимого было юридически оправданно только при наличии достаточного числа доказательств, для того чтобы предположить виновность подсудимого в преступлении, которое явно, очевидно и доказуемо было совершено. В нашем случае, утверждала защита, ДНК будет использоваться для установления факта совершения преступления, что парадоксальным образом нарушает нормы справедливого судебного разбирательства.
Дело против Фон Датч, Фон Денч и Фон Далч было окончательно закрыто. Но, в конечном счете, юридический гамбит Уоллер возродил интерес к клонированию человека и, по иронии судьбы, привел к ограничениям на создание и использование клонов человека в начале 2080-х годов.
ПРИЛОЖЕНИЕ Г:
ПОЛИТИКА И СТИХИЙНЫЕ БЕДСТВИЯ: НЕДОКАЗАННАЯ СВЯЗЬ
Период между 2030 и 2060 годами предоставляет возможность взглянуть на забытый аспект политической науки: ответную реакцию политического и социального порядка на катастрофические природные явления. За три десятилетия почти 80 % видов животных в мире вымерло, береговые линии были поглощены или полностью видоизменились, только разлом Сан-Андреас и засуха в Аризоне убили почти 7 миллионов человек и превратили в беженцев еще миллионы.
Эта диаспора климатических беженцев повлекла за собой реорганизацию социальных, расовых и политических карт и принесла не только травму, но и собственные потребности в финансовой и социальной реинтеграции. Многие из этих людей обрели своего рода постоянное чистилище во вновь созданных (и, к сожалению, именуемых временными) лагерях, которые строились для их размещения и стали главным – и самым важным – источником как сотрудничества, так и напряженности между многочисленными молодыми странами континента.
Но многие другие перебрались в зарождающиеся государства и содействовали определению специфики господствующего национального этоса – чем изменили политический баланс мира. К примеру, широко распространено мнение, что огромное число беженцев из Аризоны, которых вынуждена была принять молодая Суверенная нация Техаса, помогло сформировать их агрессивную и милитаристскую политику в отношении распределения водных ресурсов с севера, что, в свою очередь, стало главным катализатором первых столкновений с Советским Федеративным Фронтиром, чье посягательство на стратегически важные горные территории Техас рассматривал как экзистенциальную угрозу.
В бывшем штате Калифорния катастрофические последствия разрыва на линии разлома наиболее ярко проявились в формировании недолговечного олигархического «гильдейского правительства», которое обещало централизованное управление и оперативное восстановление, но вскоре продемонстрировало паразитическую зависимость от непроверенных (и во многих случаях бесчестных) подрядчиков. Современная золотая лихорадка, овладевшая отдельными людьми в прибыльном бизнесе реконструкции после экологической катастрофы, привела, в лучшем случае, к раздробленным попыткам реставрации. Многие города были полностью заброшены. Другие – построены, но так никогда и не заселены. В одном только 2047 году утвердили четыре отдельных плана застройки Нового Лос-Анджелеса, но ни один из них так и не был реализован. С тех пор мост Бэй-Бридж стал символом этого периода расточительных трат и неприкрытой спекуляции: к этой нелепой параллельной архитектуре привели три разных контракта, отдельно предоставленных и одобренных.
Ни для кого не секрет, что неоспоримый провал государственной инфраструктуры был ключевым фактором в мобилизации поддержки общественностью вхождения государства в портфель Настоящих друзей©. В глазах большей части населения Вашингтона и Орегона, где уже проживала большая часть их сотрудников, это в значительной мере было обусловлено успешными переговорами. Однако многие ученые-социологи указывали на более изощренную манеру, в которой разрыв Калифорнии, в буквальном смысле этого слова, впоследствии отразился на ее политической и социальной истории, на имевшее место закрепление виртуального/фантазийного мира в качестве предпочтительной альтернативы реальной жизни. Это наглядно проявляется в архитектуре и планировке Нового Лос-Анджелеса, чье неизменно голубое небо и солнечный свет стали возможными лишь благодаря созданию всепоглощающего Голодрома (наподобие того, который Лас-Вегас использует для поддержания двадцатичетырехчасовой темноты); это также отражается в фанатичном стремлении нации к стандартам физической привлекательности и не-старения, ставших возможными благодаря широкой доступности Пластиковой коррекции внешности и омолаживания при помощи стволовых клеток. Но это одинаково заметно и среди жителей Сан-Франциско, которые проводят основную часть своей жизни в Интернете, в одной из компьютерных симуляций, доступных им через сервер Виртуального мира у Настоящих друзей©.
