– Ну… меня…
– Замолчите! Не надо! И знать не хочу. Я заинтересовался вашей опухолью и удовлетворил свой интерес. А теперь хочу, чтобы вы вместе с ней исчезли как можно скорее. Ясно излагаю мысли?
– Позвольте одеться, – с нажимом произнесла она, – и я тут же уйду.
– И никаких нотаций?
– Никаких. – Ее гнев вмиг сменился жалостью. – Я лишь хотела поблагодарить. Такая реакция для вас приемлема?
Его гнев тоже пошел на убыль, он присел на корточки у кровати, чтобы быть на одном уровне, и довольно мягко сказал:
– Все будет хорошо. Хотя через десять дней, когда вам сообщат о «спонтанной ремиссии», благодарность несколько поубавится. А может, это произойдет месяцев через шесть или через год, два, пять, когда из раза в раз анализы будут отрицательные.
За его словами она распознала такую глубокую тоску, что потянулась к руке, которой он держался за край кровати. Он не отпрянул, но и радость от прикосновения не выказал.
– Разве я не могу испытывать благодарность прямо сейчас?
– Это был бы акт веры, – с горечью сказал он, – а в наши дни веры нет, если она вообще когда-нибудь была.
Он встал и пошел к двери.
– Не уходите сегодня ночью, пожалуйста. Уже темно, а дорогу вы не знаете. Увидимся утром.
Когда утром он вернулся, дверь была открыта, кровать заправлена, а простыни, наволочки и полотенца аккуратно сложены на стуле. Девушка ушла.
Он вышел во дворик и стал пристально разглядывать свой бонсай. Раннее солнышко задекорировало золотой глазурью плоскую макушку старого дерева, превратив корявые ветви в изящный рельеф, а грубую поверхность бурых трещин в бархат. Только спутник бонсай (хотя есть еще и владельцы, но они в меньшем почете) в полной мере понимает эту связь. К дереву отношение особенное, личное, потому что это живой организм, а живые организмы меняются, но меняются согласно их собственному желанию, по собственным правилам. Человек смотрит на дерево, в голове рождаются определенные идеи – здесь добавить, здесь продлить, – потом приступает к реализации. А дерево в свою очередь будет делать только то, что может, до последнего сопротивляясь любой попытке пойти против своей природы, или сделать что-то быстрее, чем нужно. Поэтому сформировать бонсай можно лишь путем компромисса и сотрудничества. Человек не может создать бонсай, как и дерево не может стать им самостоятельно. Обязательно нужны оба, и они должны понимать друг друга. Это долгий процесс. Человек помнит свой бонсай, каждую веточку, иголочку, угол каждого сучка, и за тысячу миль от своего дерева, лежа бессонной ночью, когда выдается минутка, он вспоминает ту или иную линию, думает о формировании, он строит свои планы. Проволокой, водой или светом, наклоняя ветки, высаживая сорняки, забирающие воду, или укрывая корни, человек объясняет дереву, чего он хочет. И если делает это хорошо и между ними рождается взаимопонимание, то дерево откликнется, послушается… до определенной степени.
Ведь всегда есть место для гордости, для самостоятельных изменений: отлично, я сделаю, как ты хочешь, но сделаю по-своему. И дерево всегда готово все ясно и логично объяснить, часто (с улыбкой) давая человеку понять, что он мог бы эти изменения обойти, если бы лучше дерево понимал.
Это самая медленная скульптура в мире, и временами возникают сомнения, дереву ли придается форма или человеку…
Так он стоял минут десять, наблюдая, как солнечные лучи золотят верхушку кроны, потом подошел к резному деревянному сундуку и вытащил приличный кусок старой парусины. Отворив окно в атриуме, он укрыл тканью часть корней и земли, другую же предоставил ветру и влаге. Нужно время: месяц или два. Потом, возможно, нужный отросток уловит намек, и неравномерное поступление влаги через слой камбия убедит его продолжить свой путь не вверх, а в сторону. Может, и нет. Тогда потребуются более жесткие меры, придется связывать, обматывать проволокой. Возможно, дерево все-таки захочет расти вверх и будет вести себя столь убедительно, что склонит человека к полноценному и оправдывающему себя диалогу.
– Доброе утро.
– Ох ты ж, черт возьми! – гаркнул он. – Я из-за вас язык прикусил. Думал, вы ушли.
– Ушла. – Она присела в тенек, спиной к стене, лицом к атриуму. – Но задержалась, хотела немного побыть с этим деревом.
– И что?
– Я много думала.
– О чем?
– О вас.
– И сейчас?
– Послушайте, – твердо сказала она. – Я не пойду ничего проверять по врачам. Не хотела уходить, не объяснив этого вам, не убедившись, что вы поверили.
– Давайте зайдем внутрь и поищем какой-нибудь еды.
Она глупо захихикала.
– Не получится. Ноги затекли.
Он, не раздумывая, подхватил ее на руки и понес.
– Вы мне верите? – спросила она, обвив руками плечи, глядя ему в лицо.
Он молча дошел до деревянного сундука, остановился и посмотрел ей в глаза.
– Верю. Не знаю, почему вы приняли такое решение, но очень хочу вам верить.
Он посадил ее на ящик и сделал шаг назад.
– Акт веры, вы сами говорили, – она была очень серьезна. – Нужно испытать его хоть раз в жизни, чтобы больше не повторять таких ужасных слов.
Она с опаской переминалась с ноги на ногу на плиточном полу.
– Ой! Все онемело, теперь покалывает, – ее лицо исказила болезненная гримаса.
– Похоже, вы долго думали.
– Долго. Хотите подробности?
– Естественно.
– Вы сердиты, напуганы.
Ему, похоже, стало приятно.
– Ну, так откройте мне глаза!
– Нет, – тихо произнесла она. – Лучше вы. Я серьезно. Почему вы такой сердитый?
– Неправда.
– Почему вы такой сердитый?
– Говорю вам, я не сердитый. Хотя, – добродушно добавил он, – вы меня и доводите.
– Ну так почему?
Он долго ее разглядывал, во всяком случае, ей так показалось.
– Вы правда хотите узнать?
Она кивнула.
– Откуда, по-вашему, все это взялось: дом, земля, оборудование? – обвел рукой он свое имущество.
Она молчала.
– Система выхлопа двигателя, – признался он с уже знакомой хрипотцой. – Способ выведения выхлопных газов из двигателей внутреннего сгорания с помощью вращения. Несгоревшие частицы оседают в выхлопной трубе на стекловолокнистом вкладыше, который просто вытаскиваешь и меняешь на новый, раз в пару тысяч миль. Остатки выхлопов воспламеняются свечами зажигания, что горит, сгорает, а из-за высокой температуры предварительно прогревается двигатель. Остатки, вращаясь, снова попадают в фильтр. То, что в конечном итоге выходит на улицу, по современным стандартам, по крайней мере, экологично. А учитывая прогрев, двигатель на деле и служит дольше.
