Так что я преуспел в своем начинании, но оказался в затруднительном положении. У меня не было представления о том, что мне делать дальше, поскольку у меня не было представления о том, что я собой представляю здесь в этой, столь отличной от нашей, вселенной. Было вполне возможно, что здесь меня ждет невероятно долгая жизнь, медленный, почти незаметный упадок и исчезновение, как у какого-то радиоактивного элемента с периодом полураспада в миллионы лет. Могло оказаться и так, что я лишь в нескольких секундах от конца, но что совершенно иное восприятие времени превратит этот ничтожный срок практически в вечность. Могло быть и так, что здесь я практически бессмертен и буду существовать вечно, наблюдая и будучи отделен от вселенной, наполненной жизнью, для которой «чужой» было ничего не значащим неуместным словом.
Забавно, но ни одна из этих перспектив не беспокоила меня. Я сделал то, что собирался сделать, и, по большому счету, был удовлетворен. Единственное, что меня печалило, так это то, что я не мог сообщить своим, что передал сообщение, что битва выиграна. Мне даже следовало бы сказать – битвы, поскольку уже одним тем, что я пришел сюда, что передал послание обитателям этого места, я наконец вышел за пределы самого себя, наконец увидел себя в полном отражении и пришел к внутреннему пониманию, которое я пытался найти все это время.
Моя охота была не чем иным, как человеческими поисками"! любви. Оказывается, я искал ее, но на самом деле боялся найти. Поэтому я сделал все для того, чтобы создать маски для всех тех, с кем сводила меня жизнь, с тем чтобы не привязаться ни к кому из них, чтобы моя привязанность была к маске, а не к существу, скрывающемуся под ней. В этом случае, если человек предавал меня, это не имело никакого значения, поскольку я никогда по-настоящему их не знал. У человека под маской не было реальной возможности всадить эмоциональные крючья в мою душу, потому что я был привязан только к маске. В далеком прошлом я наделил масками свою мать и сестру. Я нацепил маски на Свонни, Мэри и Полу. Тем же, кого я боялся полюбить, я надевал самые несимпатичные маски. И наоборот – только тех, кто – я абсолютно в этом был уверен – не сможет полюбить меня, я наделял масками, которые мог полюбить.
Система действовала безотказно. Только тогда, когда я забыл применить ее, я провалился. Полоумный кот и идиотка-девчонка – кто же в начале мог подозревать, что кто-нибудь из них сможет тронуть меня и разорвать меня изнутри? Верно, я дал слабину в отношении опасности, представляемой девчонкой, и попытался надеть на нее маску, но к тому времени было слишком поздно. Тем временем полоумный кот уже добрался до меня. Когда его убили, мне впервые за много лет стало больно, и в боли я вернулся к жизни, хотел я того или нет.
Теперь я был благодарен за это возвращение к жизни, поскольку все, что я делал, было не правильным. Это шло против инстинкта и в конце концов могло никуда меня не привести, кроме как в высушенный ад отчаянного одиночества, которое находилось на другом конце спектра от удовольственной изоляции, в которой я сейчас завис. Таким образом – я был жив. В противном случае я был бы мертв. Золотистое свечение первым дало мне ответ, но тогда я все еще боролся против него.
Глава 39
Я был в своей спальне летнего дворца. На мгновение мне в голову пришла ужасная мысль, что все это было чем-то вроде сна. Но потом я понял, что это не так.
Я огляделся и увидел Эллен, стоящую около моей постели с Порнярском и Занудой.
– Привет, – сказал я Эллен, и мой собственный физический голос отозвался странным эхом. – Я вернулся.
– Да, – ответила она.
Именно такого ответа от нее и можно было ожидать. Я лежал, наслаждаясь знакомой обстановкой, чувствуя тепло и уют, а эти трое стояли и смотрели на меня с осторожной заботой, как будто я был аккуратно высиженным яйцом, которое вот-вот должно было проклюнуться и из него могло вылезти нечто странное. Я перебрал в голове не меньше дюжины фраз, которые можно бы было им сказать, потом отбросил и протянул руки к Эллен, которая подошла и обняла меня.
– Как я сюда вернулся? – спросил я, когда она отпустила меня. Кроме сильной слабости, я, кажется, чувствовал себя вполне удовлетворительно.
– Мы сразу переправили ваше тело, – сказала Зануда на английском языке двадцатого столетия ничуть не хуже Обсидиана. – Как только поймали вас. Мы едва успели поймать вашу личность, прежде чем она успела отправиться сквозь линзу.
Я уставился на нее.
– Быть того не может!
Услышав это. Зануда явно смутилась, как человек, которого поймали на лжи, что очень меня удивило. Мне и в голову не приходило, что она способна выказывать такое чувство, как смущение, и я не ожидал, что смогу распознать его, если бы это случилось. Но то, что я видел сейчас, не оставляло никаких сомнений.
– Как бы то ни было, – сказала она, почти оправдываясь, – мы поймали вашу конфигурацию мысленной энергии как раз перед тем, как она собиралась пройти сквозь линзу. Возможно, что-то еще и могло пройти туда, что было частью вас, хотя что это такое – сказать невозможно.
– Его душа, – твердо и отчетливо произнес Порнярск.
– Что ж, если хотите, можете пока называть это и так, – согласилась Зануда. – В любом случае, с тех пор здесь прошло восемь локальных дней.
– Восемь дней? Всего?
– Это много, – сказала Эллен.
– А мне показалось... – начал было я, но у меня не хватило слов.
– Темпоральная разница, – оживленно сказала Зануда, – или, возможно, разница в темпоральном восприятии? Это потребует самых серьезных исследований.
– Но ты сделал это, Марк, – сообщила Эллен. – Кто бы они там ни были в этой другой вселенной, они посылают через линзу послания. Теперь инженеры все понимают. Они перекрывают поток дифференциальной энергии и вместо этого что-то делают с обратной тягой. Это должно сработать. Все должно получиться.
– Прежде всего, Марк, вы оказались правы, – сказала Зануда. – Мы в слишком значительной степени стали частью шторма времени, чтобы понять силы, которые накапливались все это время.
– Интересно, – вставил Порнярск. – Когда начинаешь вникать во все это, оказывается, что ничего не существует в неисчерпаемом количестве и ни один контейнер не бывает таким большим, чтобы его нельзя было наполнить.
– Это относится не только к ящикам, мешкам, океанам и галактикам, но и ко вселенной, – подытожила Эллен.
– Однако должен сказать, – поправил себя Порнярск, – вполне возможно, что человеческий дух неисчерпаем. Время и работа покажут.
– Как я уже сказала, вы оказались правы, Марк, – повторила Зануда. Она явно решила принести извинения или договорить свою речь, уж не знаю что. – Мы были слишком близки к проблеме, чтобы видеть ее в должном свете. Вас интересуют детали?
– А вы как думаете? – спросил я, подсунул под спину подушки и принял полусидячее положение. Было немного неудобно, поэтому Эллен поправила их.
