Хотелось бы, чтобы в начальной и средней школе преподавали основы финансов. Если бы у нас было больше граждан, умеющих подсчитывать свои доходы и расходы, составлять и правильно анализировать свои собственные финансовые отчеты и балансы, они могли лучше выбирать жилье, которое им по карману. Правильная организация инвестиций могла бы помочь людям лучше подготовиться к выходу на пенсию и уменьшить их зависимость от общества на протяжении всей их жизни.
Одно из наибольших удовольствий, которые я получаю от изучения инвестиций, финансов и экономики, состоит в понимании чего-то нового о людях и обществе. В физике существуют правила – например, закон всемирного тяготения, – которые в большинстве случаев выполняются в известном нам мире. Но для описания человеческих существ и того, как они взаимодействуют, всеохватывающих, неизменных теорий у нас пока нет – а может быть, никогда и не будет. Вместо этого мы находим для связи между разными понятиями и замены подлинного понимания все новые ограниченные концепции.
Одна из них, особенно любимая либертарианцами и сторонниками свободы рынка, была предложена Адамом Смитом еще в 1776 году. Смит утверждал, что в экономике, состоящей из большого числа мелких покупателей и продавцов, каждый из которых стремится к увеличению своей выгоды, происходит максимизация общественного блага как бы под влиянием некой «невидимой руки». Применимость этой концепции ограничена, так как не все рынки соответствуют предположениям Смита. Например, 99,8 % всех компьютерных микросхем в мире производят всего две американские компании, причем меньшая из них выживает с трудом.
Противоположной идее волшебной силы невидимой руки является концепция «трагедии общин», которую изложил в 1968 году Гаррет Хардин[338]. Представим себе некий ресурс, который все могут неограниченно использовать, например (как было ранее) ловлю рыбы в море. В XVIII веке косяки трески были такими огромными, что кораблю, на котором плыл Бенджамин Франклин, к огромному его удивлению, требовалось по нескольку суток, чтобы их пересечь. Сейчас, после двух столетий чрезмерного вылова рыбы, ее численность резко сократилась. Разве корыстные индивидуальные интересы обеспечили тут максимальное общественное благо? В глобальном масштабе можно привести пример загрязнения окружающей среды. В последнее столетие многие люди неограниченно сжигают ископаемое топливо, увеличивая количество парниковых газов, например СО2, и вызывая непрерывный рост температуры на Земле. Испускаемые при этом мельчайшие частицы вызывают легочные заболевания и смерть. Однако поскольку индивидуальная прибыль каждого, кто вносит свой вклад в это загрязнение, превышает его личные убытки, для него нет прямого смысла в каких-либо изменениях.
Решение для общества иллюстрирует еще одна изящная объединяющая концепция, касающаяся так называемых «экстерналий». На таинственном языке, столь милом сердцу жрецов экономики, экстерналиями называют убытки или прибыли, которые общество получает в результате частной экономической деятельности. В случае загрязнения воздуха экстерналия отрицательна. Это подсказывает очевидное «справедливое» решение: нужно оценить ущерб и ввести налог, соответствующий его размерам. Экстерналии могут быть и положительными. Если я решу обезопасить свой дом от пожара, то это приведет к повышению безопасности моих соседей[339] и, в общем случае, уменьшит затраты местной пожарной команды и увеличит доходы моего страховщика. В таком случае меня можно не облагать дополнительным налогом, а, наоборот, вознаградить, например, путем снижения моих страховых взносов.
Чарли Мангер из компании Berkshire Hathaway приводит в своей увлекательной книге «Альманах бедного Чарли: шутки и афоризмы Чарльза Т. Мангера»[340] целый перечень таких мысленных приемов. В этой многоплановой коллекции можно найти и мой любимый принцип, помогающий понять сделки и отношения, который гласит: «Ищи причины»; он близок к известному вопросу: «Cui bono?», то есть: «Кому это выгодно?» Принцип «cui bono» моментально объясняет, как получается, что семь тысяч американских торговцев оружием, облепивших границу с Мексикой от Тихуаны до Корпус-Кристи, могут свободно продавать почти любые вооружения армейского уровня, используемые мексиканскими наркокартелями. Он объясняет, почему конгресс утвердил безумную программу получения этанола из кукурузы, дополнительное загрязнение воздуха от производства которого почти полностью уничтожает его экологический эффект, да еще и приводит к ощутимому для всех росту цен на продовольствие. Если целью этой программы было использование топлива на основе этанола, почему же до конца 2011 года действовали пошлины в размере 54 центов за галлон, направленные на прекращение импорта бразильского спирта?
Понимание других аспектов можно получить из еще одной принципиально важной для всех инвесторов идеи: осознания того, что главной экономической и политической силой в Соединенных Штатах является группа, которую я называю богачами с политическими связями. Эта идея является ключом к пониманию того, что и почему происходит в нашем обществе. Именно эти люди покупают политиков за взносы на предвыборные кампании, возможности развития карьеры, доходы от инвестиций и другие блага. Поскольку они одновременно владеют капиталами и контролируют власти, именно они управляют и будут управлять страной. Мы видели, как они использовали государство в качестве средства собственного спасения в финансовом кризисе 2008–2009 годов.
Позвольте мне объясниться. Я ничего не имею против того, что одни люди оказываются богаче – даже намного богаче, – чем другие. Я возражаю против богатства, полученного благодаря политическим связям, а не заработанного по заслугам. Если баскетбольный клуб платит моему соседу Кобе Брайанту по 20 миллионов долларов в год, потому что за меньшие деньги его не заполучить, пускай себе. Но когда менеджеры хедж-фондов подкупают политиков, чтобы те приняли закон, уменьшающий налог на значительную часть их дохода[341] до ничтожной доли того, что платит средний работник, я не согласен.
Упрощенно говоря, существуют два типа богатых людей: те, кто использует государство для изменения правил игры в свою пользу, и те, кто этого не делает. Первые платят налоги по ставкам, значительно меньшим применимых для среднего класса, а вторые платят по гораздо более высокой шкале. Объединенные ставки двух этих групп более или менее совпадают с уровнем ставок для верхнего слоя среднего класса. Но богачи с политическими связями обычно ссылаются на более высокие ставки, по которым платят налоги те, кто таких связей не имеет, и требуют на этом основании еще больших налоговых послаблений. Власть в этой группе, как правило, принадлежит тем, кто относится к верхней 0,01 % владельцев капиталов; сейчас это соответствует состояниям 125 миллионов долларов и больше.
