Смеясь, как череп, что лежит на поле, Где пал он, в битве побежденный, — Вечный смех[102].
Гилберт Кит Честертон – Такой поздний час, а лавка еще открыта! – неожиданно заметил Гордон.
На Лондон спустился туман, и свет фонарей вдоль тихой улочки, по которой мы брели, мерцал причудливой краснотой, характерной для подобных атмосферных условий. Звуки наших шагов отдавали жутковатым эхом. Даже в самом сердце большого города всегда есть участки, кажущиеся заброшенными и забытыми. Такой была и эта улица. Здесь мы не видели ни одного полицейского.
Лавка, что привлекла внимание Гордона, находилась прямо перед нами, на нашей стороне улицы. На двери никаких надписей не было – только эмблема в виде какого-то дракона. Свет струился из открытого проема и небольших витрин по обе стороны от него. Поскольку это не было ни кафе, ни вход в гостиницу, мы слегка удивились тому, что здесь было открыто. В обычный день, полагаю, ни я, ни Гордон не придали бы этому особенного значения, но сейчас мы были настолько напряжены, что непроизвольно стали подозревать неладное. Затем и случилось нечто такое, что точно не могло быть в порядке вещей.
Высокий, очень худой мужчина вдруг, заметно сутулясь, появился из тумана впереди нас и рядом с лавкой. Я едва успел его разглядеть – невероятная худоба, поношенная, мятая одежда, высокая шелковая шляпа, надвинутая к самым бровям, лицо, скрытое шарфом, – но затем он, свернув с тротуара, вошел в лавку. По улице прошелестел холодный ветер, превращая туман в дымчатые, похожие на призраков клочки, но холодок, пронесшийся по моему телу, возник вовсе не из-за ветра.
– Гордон! – воскликнул я вдруг, стараясь, однако, чтобы меня не услышали. – То ли меня уже подводят чувства, то ли туда сейчас вошел сам Катулос!
У Гордона загорелись глаза. Теперь, когда мы находились ближе к лавке, худой человек перешел на бег и ввалился в дверь, а мы с детективом устремились вслед.
Мой взгляд упал на странный ассортимент товаров. Стену покрывали образцы старинного оружия, а пол был заставлен множеством любопытных предметов. На плечах идолов маори громоздились китайские божки, а сваленные в кучу средневековые доспехи темнели рядом со стопками редких восточных ковров и латиноамериканских шалей. Это была антикварная лавка. Но фигуры, вызвавшей наш интерес, мы не увидели.
Из задней части лавки показался старик в причудливой красной феске, парчовом жакете и турецких тапочках. Он был левантинцем или вроде того.
– Желаете чего-нибудь, господа?
– А вы и в поздний час открыты, – вдруг заметил Гордон, скользя быстрым взглядом по помещению в поисках какого-либо укрытия, где мог находиться тот, за кем они пришли.
– Да, сэр. Среди моих клиентов много чудаковатых профессоров и студентов, которые ведут весьма беспорядочный образ жизни. А ночные суда привозят мне особые товары, и покупатели заходят даже еще позднее, чем сейчас. Так что у меня открыто всю ночь, сэр.
– Тогда мы просто посмотрим, – ответил ему Гордон, а затем шепнул Хансену: – Отправляйся к задней двери и останавливай всех, кто попробует выйти.
Хансен кивнул и незаметно прошел туда. Задняя дверь была отчетливо нам видна, но то, что находилось внутри, загораживала старинная мебель и тусклые ковры. Мы шли за Скорпионом – если это был он – след в след, и мне не верилось, что он успел бы пересечь всю лавку и выйти незамеченным. Ведь мы видели заднюю дверь с того момента, как вошли внутрь.
Мы с Гордоном осматривались среди всяких диковин, беря некоторые в руки и обсуждая их, но я не имел и понятия об их происхождении. Левантинец сидел, скрестив ноги на мавританском ковре посреди помещения и, похоже, наблюдал за нашими передвижениями лишь из вежливого любопытства.
– Нам без толку притворяться, – прошептал мне Гордон спустя некоторое время. – Мы заглянули везде, где Скорпион мог бы прятаться. Сейчас я представлюсь, и мы как следует осмотрим все здание.
Пока он говорил, у входа снаружи остановился грузовик, и внутрь вошли два крепких негра. Левантинец словно ожидал их – он просто указал им в сторону задней части лавки, и они, поняв, пробурчали что-то в ответ.
Мы с Гордоном внимательно проследили, как они подошли к большому саркофагу для мумии, стоявшему вертикально у стены. Затем опустили его, выровняв, и бережно, держа по бокам, понесли к двери.
– Стоять! – Гордон шагнул вперед, решительно выставив руки. – Я представитель Скотленд-Ярда, – быстро проговорил он, – и уполномочен делать все, что посчитаю нужным. Поставьте мумию на пол. Ничто не покинет это помещение, прежде чем мы его тщательно не осмотрим.
Негры молча подчинились, и мой товарищ повернулся к левантинцу, которого все это, судя по виду, не беспокоило и не интересовало – он просто сидел и курил турецкий кальян.
– Тот высокий человек, что вошел сюда прямо перед нами, – кто он таков и куда подевался?
– Перед вами никто не входил, сэр. А если входил, то я был в задней части лавки и его не видел. Вы, разумеется, имеете полное право все здесь обыскать, сэр.
И мы, объединив в себе навыки агента секретной службы и обитателя преступного мира, приступили к обыску. Хансен тем временем невозмутимо стоял на своем посту, а два негра равнодушно смотрели на нас, не отходя от расписного саркофага. Левантинец же сидел на ковре, будто сфинкс, выпуская в воздух облака дыма. Все это казалось каким-то неестественным.
Наконец, сбитые с толку, мы вернулись к саркофагу, который определенно имел достаточную длину, чтобы вместить даже человека роста Катулоса. Было похоже, что он не был должным образом запечатан, так что Гордон открыл его без труда. Нашему взору предстала бесформенная фигура, закутанная в истлевшее тряпье. Гордон раздвинул ткань, открыв примерно на дюйм высохшую, побуревшую кожу предплечья. Он непроизвольно дернулся, дотронувшись до нее – как если бы это была рептилия или иное холоднокровное существо. Затем он взял с соседней тумбы маленького металлического идола и постучал им по сморщенной груди и по предплечью. При каждом ударе раздавался глухой звук, будто это было дерево.
– Мертво уже пару тысяч лет, – пожал плечами Гордон. – Не думаю, что мне стоит дальше разрушать ценную мумию только чтобы убедиться в том, что мы и так знаем. – Он закрыл саркофаг обратно. – Может, она немного и раскрошилась, даже из-за того, что мы ее вскрыли, но, пожалуй, не слишком.
