Впервые это письмо опубликовал П. Е. Щеголев;[871] оно столь красноречиво, столь беспощадно характеризует его автора, что не поместить его здесь невозможно. Письмо написано мягким карандашом, красивым разборчивым почерком, хорошо продумано и скомпоновано, интересна последовательность просьб арестанта — десерт, табак, чтение… При всей неприязни к Нечаеву, сравнивая его с Мирским, невольно проникаешься к нему уважением: он требовал бумагу, карандаш, книги, прогулок и ничего другого.
В документах равелина, разумеется, не отразилось появление или отсутствие дополнительного десерта и настоящего турецкого табака для Мирского, без которых он так страдал; наверное, сразу же по получении письма ему просимое дали, так как подобные мелкие льготы целиком зависели от воли коменданта крепости, а он к Мирскому благоволил.[872]
Приведу письмо Ганецкого на имя товарища министра внутренних дел П. В. Оржевского:
«№ 434
Милостивый Государь,
«21» Сентября 1882 г.
Петр Васильевич!
Заключенный в Алексеевском равелине государственный преступник Леон Мирский просит о выдаче ему для чтения журналов: «Вестник Европы», «Русский вестник» и «Русскую старину» за вторую половину 1881 года начиная от августа, «Отечественные записки» и «Дело» за 1882 год.
Так как названный преступник по распоряжению бывшего Министра Внутренних Дел, Генерал Адъютанта Графа Игнатьева, содержится на исключительных условиях от других арестантов, т. е. получает улучшенную пищу и пользуется правом чтения книг, то о такой просьбе его имею честь уведомить Ваше Превосходительство, прося, в том случае если не встретится препятствий к дозволению ему, по прежнему чтению книг и журналов, зависящего распоряжения о высылке означенных журналов из Департамента Государственной Полиции.
Справка: На основании существующих в крепости общих правил, государственные преступники пользуются правом чтения периодических журналов только за прошедшие годы».[873]
Ганецкий получил для Мирского все, что просил.[874] Еще бы не предоставить Мирскому такие пустяки, как десерт, табак и книги, — узник, находившийся в «исключительных условиях», продолжал оказывать коменданту солидные услуги. 27 марта 1882 года в Секретный дом Алексеевского равелина привезли народовольцев, причастных к убийству Александра II и осужденных по «процессу 20-ти». В их числе оказались А. Д. Михайлов и Н. А. Морозов. Рядом с камерой Мирского (№ 13) по распоряжению директора Департамента полиции В. К. Плеве посадили Г. П. Исаева (№ 12), посредника в сношениях Нечаева с волей, и А. И. Баранникова (№ 14).[875] От Мирского требовалось вступить с вновь прибывшими народовольцами в контакт через перестукивание. Посредником между Мирским и Департаментом полиции назначили восходящую звезду на полицейском небосклоне, начальника секретного отделения столичного обер-полицмейстера Отдельного корпуса жандармов майора Г. П. Судейкина.[876] Какие дары посыпались на заключенного за эту услугу и что он получал на десерт — мы не знаем, но своим положением Мирский удовлетворен не был, уж слишком легковесными оказались тридцать сребреников. Ему грезилось уж если не полное освобождение, то, по крайней мере, вызволение из стен Секретного дома. Спустя год после предательства, 10 ноября 1882 года, Мирский написал длинное письмо Ганецкому. Оно также впервые целиком опубликовано П. Е. Щеголевым.[877] Приведу из него извлечение: «Прежде, когда я был преступнейший из преступных, нераскаянный и дерзкий, я был, так сказать, подавлен и пристыжен величием царского милосердия и снисходительностью правительства. Кто знает, быть может, это великодушное обращение со мною и произвело во мне решительный перелом… Познав Бога, я всей измученной душою возлюбил Царя! Горькие слезы раскаяния и угрызения совести побудили меня хоть чем-нибудь ознаменовать свое нравственное преображение. Я решил оказать великодушному Правительству посильную услугу и сделал в этом отношении все, что только мог».[878]
И вот наконец новый министр внутренних дел граф Д. А. Толстой 23 июня 1883 года представил доклад об отправке Мирского на каторгу в Восточную Сибирь.[879] Что послужило поводом к облегчению участи переставшего надеяться узника, неизвестно, причин могло быть несколько: полиция перестала нуждаться в его услугах тюремного осведомителя, возможно, повлияло решение Александра III ликвидировать тюрьму в Алексеевском равелине или просто желание правительства отблагодарить наконец своего «помощника». Неожиданно 26 июня 1883 года распоряжением Плеве Мирского перевели в Трубецкой бастион. Как полагалось в подобных случаях, узника ни о чем не известили, и он в тот же день передал И. С. Ганецкому письмо, последнее, написанное им в крепости. Вот оно: «Мне, к сожалению, не сказали, надолго ли я переведен из Равелина. Если мое пребывание в Бастионе продлится более или менее долго, то я прошу Ваше Высокопревосходительство приказать выдать мне новый халат, новое одеяло, а то я боюсь заразиться, так как полученная мною одежда имеет вид крайне подозрительный. Сверх того, у меня нечего читать. Из равелина принесли журнал «Дело», но я уже прочитал все эти книги и могу их возвратить. Будьте добры, прикажите или выдать мне книги из библиотеки Бастиона, или — еше лучше — пришлите мне «Отечественные Записки» за вторую половину 1882 г., о чем я имел честь просить ваше Высокопревосходительство в половине текущего месяца. Еще есть у меня убедительнейшая и покорнейшая просьба к Вашему Высокопревосходительству, и надеюсь. Вы не отвергнете ее, потому что дело идет о сохранении моего здоровья и жизни. Прикажите ради Бога устроить надлежащую вентиляцию в моем номере, в Равелине. В последнее время у меня стала побаливать грудь, и вообще обнаружилось некоторое повреждение легких от недостатка воздуха. Кроме того, цинга до сих пор не прошла. Поэтому я умоляю Вас, мой Благодетель, прикажите вставить один вентилятор в левом углу окна, так чтобы единовременно действовали два вентилятора в окне и один в стене, Притом я бы просил, чтобы в новом вентиляторе дырочки были хоть сколько-нибудь побольше. Я твердо надеюсь, что Ваше Высокопревосходительство не забудете об этой важной просьбе.
