В машине повисла тишина. Шериф поджал губы и кивнул:
– Насчет женщины – тут и дураку понятно. Если ты путался с его женой, Алекс имел полное право врезать тебе.
– И это правильно, черт побери! – проревел помощник.
Шериф бросил на него суровый взгляд.
– Ты что-то хотел сказать, Мерфи? – Тот нахмурился и сжался за рулем. Шериф закатил глаза и ткнул большим пальцем в его сторону. – Ох уж эти мне новички! – шутливым тоном заявил он. – Стоит только получить полицейский значок, так распаляются, прямо из кожи вон лезут.
Помощник шерифа осел еще ниже и так вцепился в рулевое колесо, что побелели суставы. Шериф, опершись руками о спинку сиденья, снова обернулся к ним.
– То, что происходит между мужчиной и женщиной, меня не касается, – пояснил он Джеймсу. – А вот если ты нарушил закон, тогда это уже мое дело.
– Алекс схватил ее за горло.
– Как я уже сказал, меня это не касается. И тебя, кстати, тоже. Мужчины и женщины сами разбираются между собой. – Он пожал плечами. – Лично мне не нравится, когда бьют женщину, это грубо. Но такое порой случается.
Том и Джеймс сверлили его одинаково презрительными взглядами. Шериф усмехнулся.
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы считаете, что Алекс держит меня в кулаке, верно? И мне понятно, почему вы так решили. Копы в Кулгарди у него на содержании, и это так же верно, как то, что в аду жарко. Я хорошо знаю Алекса и считаю его чертовым придурком. Я прекрасно понимаю, что ты не крал этих денег, но я должен был увезти вас оттуда, пока он не убил вас обоих.
Плечи Тома расслабились. Шериф ухмыльнулся.
– Мы отвезем вас на ферму в Гвалию. Там тебя подлечат, Джеймс, перебинтуют твои ребра. А мы уладим это дело. Не беспокойтесь. – Он улыбнулся им. – Потому что вы славные ребята.
– Мне нужно отлить, – заерзал на своем сиденье Мерфи.
– Останови здесь, – показал на обочину шериф.
По обе стороны дороги протянулись невысокие каменистые холмы. Большие валуны были опутаны прожилками корней акации, которые, словно пальцы, пролезали в каждую трещину. К небу вздымались несколько древних эвкалиптов. На ветках их расположились вороны, вертевшие головами среди дрожащей листвы. Их черное оперение в отблесках яркого света отливало насыщенным синим цветом. Было жарко и пыльно, воздух словно застыл. Мухи то влетали в открытые окна, то снова вылетали. Помощник шерифа вышел из машины и медленно направился в сторону камней. Шериф посмотрел на небо.
– Тяжелый выдался денек, да? – вздохнул он. – Откуда вы родом, ребята?
– Из «пшеничного пояса», – ответил Том, устало потирая затекшую ногу. – Из-под Саутерн-Кросса.
Шериф с интересом оглянулся на них.
– Правда? Жена Мерфи как раз из тех мест. Славная девушка. Кстати, не так давно родила. – Он нахмурился, пытаясь вспомнить ее имя. – Как же ее? Эбби? Нет, Эшли!
Том напрягся. Стая ворон расправила крылья, с неистовым карканьем сорвалась с дерева и взмыла в воздух. От оглушительного грохота небо содрогнулось, как будто расколовшись пополам. На какой-то миг трое мужчин застыли, глядя перед собой. Потом голова шерифа упала вперед – ему снесло часть черепа.
Следующая пуля попала Джеймсу в плечо, и он упал набок. Дверца распахнулась, и он вывалился на землю.
– Джеймс! – Том выбрался наружу и попытался оттащить его за машину, успев пригнуться от просвистевшей пули.
Гром выстрелов, эхом отражаясь от камней, неуклонно приближался. Держа пистолет в вытянутой руке, Мерфи шагал неспешно и методично. Верхняя губа его кривилась, обнажая оскал зубов.
– Она рассказала мне, что это был ты! – заорал он.
Том встал, широко расставив ноги и прикрывая собой друга.
– Она рассказала мне, что ты с ней сделал! И что ты заплатил ей, чтобы она держала язык за зубами!
Том сделал шаг вперед и выставил руки перед собой.
– Это не то, что ты думаешь.
– Я видел этого ребенка, и я все знаю!
– Нет…
– Она рассказала мне, как ты заставил ее силой! Как ты изнасиловал мою жену!
Руки Тома безвольно упали. Он перестал спорить, только взглянул на Джеймса, и в глазах его были обреченность и ожидание конца.
– Ради всего святого, клянусь, я никогда…
Выстрелы прозвучали оглушительно громко.
Один… Два… Три… Четыре…
Том рухнул к ногам Джеймса.
Глаза его остекленели.
– Том! – отчаянно закричал Джеймс, в слепой ярости вскочил на ноги и ринулся на Мерфи.
Пистолет развернулся в его сторону. Из черного отверстия ствола поднимался легкий дымок. Новые выстрелы взорвали тишину буша.
Диван под Леонорой казался жестким. Голову ей подпирала подушка. Она не чувствовала своего тела. Веки ее то открывались, то закрывались, как створки раковины моллюска. Когда глаза открывались, перед ней вырисовывались силуэты темной комнаты, которые вскоре вновь исчезали под опустившимися тяжелыми ресницами. Ленивый свет исходил от настольной лампы, похожей на светящийся шар с размытыми краями. Голова была пуста, мыслей не было – только какие-то беспомощные видения, звуки и ощущения, подчеркнуто далекие.
Но вот послышались тяжелые шаги по деревянному полу. Тук… Тук… Тук… Перед диваном они замерли. С большим трудом Леонора подняла веки. Кто-то загораживал свет лампы. Кто-то в черных брюках. Этот человек помахал перед ее лицом листом бумаги – она почувствовала движение воздуха. Потом рука остановилась и выронила бланк телеграммы, который, вспорхнув, приземлился ей на ногу.
– Твой дружок мертв.
Слова эти, как и лист бумаги, вспорхнули и унеслись вслед за звуком шагов уходившего Алекса.
Глава 62
Ган вжался всем телом в камень и соскользнул по нему на землю. Песок и пыль посыпались ему за шиворот. Он затаил дыхание, во рту пересохло. Губы его дрожали. В ушах до сих пор гремела пальба.
Еще один выстрел разорвал неподвижный воздух. Ган обхватил колени руками и свернулся клубком. Новые выстрелы, и от каждого тело дергалось, как будто пули попадали ему в спину. Затем наступила тишина. Ган напряженно вслушивался, но мешал гулкий стук в ушах, совпадающий с ударами его сердца. Шум завевшегося мотора, шорох отъезжающей машины… Но Ган продолжал слушать, скорчившись на земле за камнями. Высовываться ему не хотелось – он не желал видеть того, что там произошло.
Наконец внутри у него все постепенно улеглось, и Ган разжал руки. По-прежнему с закрытыми глазами, он поднялся, прижимаясь к скале, выпрямился и глубоко вдохнул. А потом открыл глаза и содрогнулся. На земле, распластавшись, лежали трое. Страшные следы кровавой бойни.
Ган взглянул в обе стороны дороги и облизал растрескавшиеся, пересохшие губы. «Этот человек может вернуться, – напомнил он себе и еще раз огляделся по сторонам. – К тому же он мог быть не один». Хромая и чувствуя свою уязвимость, Ган вышел на открытое место и заспешил по пыльной дороге, оставляя деревянной ногой круглые отметины в мягкой почве.
