Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
— Хвала Аллаху! Возвратились невредимые. Заминировали бойкие места. Да вот этих двух куропаток еще прихватили.
— Не похожи на солдат…
— Я и говорю: куропатки, из гражданских советников.
— Господин будет доволен вами, почтенный Абдувахид.
— Надеюсь, — самодовольно улыбнулся командир группы и кивком приказал двигаться дальше.
* * *
Каир‑Хану не давала покоя страшная картина того утра, когда на восточных холмах в лучах восходящего солнца выстроились в ряд зловещие вражеские машины и он был бессилен предотвратить беду. Ничто не мешало этим чудовищам испепелить кишлак, превратить его в пыль.
Которую уже ночь он просыпается в холодном поту от этого кошмарного видения. Становилась неуютной скрипучая деревянная тахта, и он отправлялся вышагивать по крыше дувала, пытаясь понять причину, по которой не стал стрелять долговязый советский офицер. Испугался? Конечно, Кандибаг для русских не сахар. Не раз они совались сюда даже большими силами, да уходили, обломав зубы. Но этот‑то ведь знал свое преимущество! С тыла зашел… Нет, этот не из пугливых.
Тогда — что? Пожалел людей? Шурави не жалели афганцев. Если из кишлака раздавались выстрелы, танки и артиллерия не разбирали, кто стрелял…
За две недели с того момента Каир‑Хан как будто другим стал. Посещают недостойные воина мысли о благородстве, милости, всепрощении, расслабляющие сердце.
Вот и вчера, когда Абдувахид привел двух пленных, он не велел их расстреливать, хотя все старейшины требовали этого. «Неужели я их пожалел из‑за поступка того командира? А я ведь действительно вспоминал его в тот момент… Неужели пожалел? Да нет, седьмой год на этой войне никто никого не жалеет. О Аллах! Помоги мне найти ответ!» — размышлял Каир‑Хан.
Черная афганская ночь молчала. Даже дежуривший во дворе у тяжелого крупнокалиберного пулемета Масуд застыл, как статуя, пока Каир‑Хан шаркал чувяками по крыше.
— Масуд! — позвал вдруг, словно запнувшись, вождь. — Позови охрану, пусть приведут ко мне сейчас этих пленных.
— Слушаюсь, мой господин! — согнулся в поклоне афганец.
Пленных тут же привели и поставили на колени перед Каир‑Ханом. Переводя свет фонарика с одного на другого, вождь внимательно вглядывался в испуганные лица ожидающих смерти людей, готовых ко всему. Только зрачки то расширялись, то сужались не то от света, не то от страха. В монгольских глазах молодого, по лицу которого были размазаны грязные следы пота и слез, появлялись и тут же исчезали отсветы надежды на что‑то, а вспухшие разбитые губы как будто что‑то шептали. Каир‑Хан брезгливо оттолкнул его левой ногой, велев отправить снова в зиндан.
Фонарик остановился на бледном лице человека уже в летах, серые глаза которого остекленели, как у слепого, а запекшийся шрам у левого уса рисовал зловещую неестественную улыбку.
Оставив около себя одного верного Масуда, Каир‑Хан велел ему переводить.
— Я вас не расстрелял, не бросил в яму с голодными собаками, не повесил, как шакалов, на площади только потому…
Услыхав русские слова, пленник ожил. Глаза его стали с интересом перебегать от Каир‑Хана к переводчику и обратно.
— …что не могу понять поступка одного вашего шурави, напавшего на мой кишлак две недели назад. Он ушел без боя, не стрелял, хотя впервые за войну застал меня врасплох. Хочу, чтобы ты разыскал его и передал ему мое желание встретиться с ним. Если это был поступок благородного воина, он поймет мое желание и придет. Безопасность гарантирую, на мое слово он может положиться. Ты найдешь его по этим знакам. — И он протянул пленнику бумажку с нарисованными опознавательными знаками бронемашины Зубова.
Пленник, разглядывая бумажку, спросил:
— Почему вы мне доверяете? Я ведь, вернувшись к своим, могу и не выполнить поручение.
— Да уж знаю, что не придешь снова сюда докладывать о выполнении, — без улыбки пошутил вождь. — Но советую тебе выполнить то, что я сказал. Ведь благодаря ему ты останешься жить.
— Масуд, лично отведешь его до последних наших постов. Проследи, чтобы живым ушел. Да, спроси‑ка его, кем он работает у шурави?
— Он электрик, господин. Ремонтирует электроустановки, — переговорив с пленником, ответил Масуд.
— Пусть благодарит Всевышнего, что на его руках нет крови афганцев. — И Каир‑Хан снова побрел к своей скрипучей тахте, надеясь уснуть в оставшиеся часы до рассвета.
* * *
Горная гряда, серо‑рыжая, вблизи берега Кабула уходила на юго‑запад гигантскими снижающимися ступенями, окрашивая каждый очередной спуск в оттенки синего цвета, все более приближаясь к небесному, пока последняя ступень, едва различимая, уже не растворялась в небе у горизонта, куда и Кабул гнал свои рыжие воды, все более высветляя их по мере приближения к небу. «А ведь где‑то там кишлак Каир‑Хана», — подумал Зубов, прыгая взглядом вдоль хребта от ступени к ступени.
С того момента, как какой‑то мужик из гражданских месяц назад ночью, в офицерской палатке, озираясь по сторонам, шепотом передал ему слова Каир‑Хана, у Олега в душе беспрестанно тикает часовой механизм адского взрывного устройства. И днем и ночью: тик‑тик‑тик… «Если не боится, пусть придет. Безопасность гарантирую». «Если не боится…»
— Боюсь! Конечно, боюсь! — почти кричит мутному Кабулу Зубов и швыряет очередной камень. Сюда, на узкую каменистую пустынную полоску берега, отгороженную от модулей густым камышом, он приходит уже не первый раз. Когда «тиканье» становится уже невмоготу, когда, кажется, вот‑вот разорвется сердце на две непримиримые половины, одна из которых, искря благородным пламенем, зовет его верить честному слову противника, если ты храбрый воин, а другая — презрительно окатывает холодом, напоминая виденный расстрел парламентеров, — вот тогда и приходит сюда Зубов, швыряет в воду камни, сначала большие, со злом. Потом успокаивается, маленькие гладкие галечки ловко, с причмокиванием, входят в воду, оставляя на ней расширяющуюся, графически безупречную тонкую круговую волну. Галечник, словно четки, успокаивает пальцы, и мысли уже не прыгают, а идут плавно, в ритм речному течению.
«Абсурд! Бред! Советский офицер идет в логово к душманскому главарю… В гости! На чай! О каком доверии к духам может идти речь? Разве для меня, как и для всех шурави, страх плена не страшней страха смерти? Не я ли в холодном поту по несколько раз за ночь выпрыгиваю из спального мешка, чтобы еще раз проверить посты? Потому что видел обезображенные трупы уснувших, да так и не проснувшихся разведчиков. И чтобы я поверил „честному слову“ душмана?! Я, который целыми днями не выпускает из рук бинокля, никому не доверяя наблюдения, чтобы я поверил?! Он, видите ли, гарантирует мне безопасность… А велика ли гарантия? Сколько было случаев, когда душманы махали белыми флагами, предлагая переговоры, а потом заковывали парламентеров или открывали по безоружным огонь в упор». Нет, Зубов ради сиюминутного интереса не поставит на карту свою жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 134
