Врач отрицательно покачал головой. Я сняла телефонную трубку и протянула ему.
— Позвоните им, чтобы вам было понятно, о чем мы сейчас говорим.
— Я их не знаю.
— А вот они знают вас очень хорошо. Лаура может это подтвердить, и, кстати, консьерж их дома — тоже. Какое совпадение, что вы лечили мою маму и Лауру, мою сестру! Мама пришла к вам по совету Анны. Не будьте дураком и созвонитесь с ними, чтобы вы могли хотя бы договориться, что отвечать полицейским, когда те начнут вас допрашивать.
— Я психиатр, я лечу людей. Я облегчаю их страдания. И мне ничего не известно об этом жестоком, жутком инциденте.
Он отрицательно покачал головой.
— А вот он вас знает, — соврала я.
Монтальво, похоже, начал нервничать: я увидела, как его нога под столом стала сильно подрагивать.
— Почему вы фигурируете в записной книжке сестры Ребекки? Вам нужно будет придумать какой-нибудь ответ, — сказала я, вставая.
Он продолжал сидеть, повернув ко мне опухшее лицо, которое когда-то, возможно, было симпатичным, и глядя на меня голубыми глазами, которые когда-то, наверное, были красивыми. Слишком много еды, слишком много кожаного кресла, слишком много всего…
59
Лаура видит сны
Я снова стала работать в хореографическом училище. Я сказала там, что нога у меня уже срослась и я хочу возобновить занятия. Меня приняли с распростертыми объятиями. Я стала ездить на занятия на автомобиле Бетти и брать с собой Дона, который ждал меня, привязанный у двери: Даниэль и Вероника настояли на том, что мне нужна хотя бы минимальная защита. Периодически за мной заходил Валентин, и мы с ним выгуливали Дона в парке рядом с хореографическим училищем, а потом я провожала Валентина домой. Иногда я оставалась у него на ночь. Мы клали на пол одеяло для Дона и ложились в постель. Как-то раз Валентин предложил мне переехать жить к нему. Он сказал, что у него возле окна в гостиной есть свободное место, куда можно будет поставить мой письменный стол, а стены мы можем выкрасить в белый цвет, чтобы в помещении было светлее. Еще он сказал, что мы можем проводить субботу и воскресенье за городом, в доме у Матео, и что он, Валентин, найдет себе работу получше. Сейчас он пока что делал какую-то программистскую работу дома на своем компьютере. Мне было хорошо с Валентином: когда я находилась рядом с ним, на душе у меня было спокойно. И хотя он не был мужчиной моей мечты — мужчиной на всю жизнь, — в данный период жизни он мне очень даже подходил.
Я зарабатывала на жизнь вполне достаточно благодаря занятиям по балету и косметике, которую я продавала вместе с Вероникой. Поскольку теперь я постоянно была чем-то занята, мне некогда было думать о прошлом.
Мы с Вероникой прекрасно ладили: ей очень нравились моя скрупулезность в работе и мое умение общаться с покупателями. Я быстро вошла в курс дела, и мы существенно расширили круг наших клиентов. В начале моей новой жизни, когда я обосновалась в доме Вероники, в мое распоряжение предоставили комнату для гостей и разрешили выкрасить ее в оранжевый цвет. Я время от времени провожала Анхеля в школу, и по дороге мы разговаривали о баскетболе. Анхель был сдержанным, добрым и по-своему симпатичным юношей, мне нравилось с ним общаться. Даниэль частенько приглашал нас всех поужинать в ресторанчик «Фостерс Голливуд», расположенный в торговом центре. В конце концов у меня появилось желание, чтобы эти люди и в самом деле оказались моими родными людьми. Но чего я никому не рассказывала, так это того, что, сама этого не желая, два месяца спустя я стала видеть во сне Грету и Лили, причем чаще всего именно Лили. Это были сны ни о чем, которые меня утомляли и вызывали меланхолию, — когда я просыпалась, мне казалось, что то ли я вернулась из какого-то тоскливого путешествия, то ли у меня закончился очень невеселый период жизни. Иногда мне, когда я, проснувшись, еще лежала в постели, мерещился скрип колес — как будто Лили, став невидимой, по-прежнему находится рядом со мной в своем инвалидном кресле. Я и сама не знала, хочется мне или нет встретить ее на углу какой-нибудь улицы. Я и боялась Лили, и одновременно скучала по ней. Хотела я этого или нет, но Лили с Гретой навсегда остались где-то в уголке моей души. Вероника их презирала и ненавидела. Она обсуждала с Марией, помощницей адвоката Мартуниса, как бы их разоблачить и раздуть большой скандал. Для этого следовало провести соответствующую медицинскую экспертизу и выяснить, действительно ли Даниэль является моим биологическим отцом, однако мне было страшно решиться на подобный шаг. О чем я теперь думала, так это о переезде к Валентину. Мы собирались жить вместе, начав все с нуля.
Даниэль попросил, чтобы я ему время от времени звонила и приходила в гости, потому что он будет по мне сильно скучать.
Вероника и Анхель помогли мне перевезти вещи на машине Бетти. Когда я затем хотела вернуть им автомобиль, они сказали, что дарят его мне. Они также подарили мне норковую шубу Бетти. Вероника настаивала на том, что так будет правильно. Она была очень настойчивой. Мне в конце концов захотелось, чтобы она и в самом деле была моей настоящей сестрой. Со временем все это окончательно выяснится.
60
Вероника
В течение всего воскресного утра, в которое мы готовились к переезду Лауры, отец сидел и листал газету, краем глаза поглядывая на меня, Анхеля и Лауру. Дон сидел тут же и помахивал хвостом из стороны в сторону. Удивительно, как много барахла может накопиться всего лишь за несколько месяцев! Больше всего возни у нас было с одеждой, вернее, с целой горой одежды, которая лежала на кровати Лауры и которую нужно было рассовать по чемоданам и картонным коробкам. Лаура настаивала на том, чтобы я взяла себе в качестве подарка что-нибудь из ее стильных вещей, что мне больше всего нравится. Когда я стала выбирать, в дверях комнаты появился отец.
Он долго смотрел на нас каким-то необычным взглядом, а затем провел ладонями по лицу и, подойдя к Лауре, обнял ее.
— Этот дом — твой, — сказал он. — Бетти категорически не хотела о тебе забывать.
Лаура отказалась пойти поговорить с сестрой Ребеккой — монахиней-акушеркой, которая продала ее Грете и Лили и которая была знакома с директрисой школы, где Лаура когда-то училась, сестрой Эсперансой (мне даже стало казаться, что все люди, фигурировавшие в жизни Лауры, связаны одной большой паутиной, и одни из них продают младенцев, а другие — покупают). Лаура сказала, что не хочет и дальше накапливать в себе отрицательные эмоции, не хочет смотреть на то, что представляет собой эта женщина, ей надоело быть главной героиней такой бесчеловечной трагедии. Она полагала, что я могу делать все то, что сочту нужным, потому что я и мои ближайшие родственники тоже были жертвами этих злоумышленников, но она пока что хочет оставаться в стороне.
Я поехала к сестре Ребекке вместе с Марией, которая очень хотела взглянуть на эту монахиню и, кроме того, при проведении расследования хваталась за все ниточки, какие только были. Я зашла за Марией в офис. Она накинула кожаное пальто с меховой подкладкой, отороченное по краям каракулем, поверх своего черного облегающего комбинезона, и мы вышли из офиса, после чего отправились на находящуюся рядом автостоянку, сели в старый, огромный немецкий автомобиль темно-зеленого цвета и поехали. Мне казалось, что автомобиль не едет, а скользит по автостраде, а после по обсаженному соснами шоссе, ведущему к воротам монастыря. Там я сразу принялась искать глазами сестру Аделину. Был уже почти полдень, и всех престарелых монахинь, похоже, вытащили из комнат погреться на солнышке, чтобы они набрались витамина D. Никто не стал преграждать нам путь. Я увидела, что сестра Аделина болтает с какими-то монахинями, а сестра Ребекка сидит в полном одиночестве. Она была права: сестра Аделина не уделяла ей почти никакого внимания.
