Вечером того же дня по личному указанию Хрущева были отправлены специальные послания главам правительств Англии, Франции и Израиля, в которых говорилось, что война с Египтом «может перекинуться на другие страны и перерасти в Третью мировую войну», в которой может быть использована «ракетная техника». СССР не исключал возможности «применением силы сокрушить агрессора и восстановить мир на Востоке». Поздней ночью в МИД были вызваны послы стран-агрессоров, где им в довольно суровом тоне было изложено «первое и последнее предупреждение».
Советское предупреждение вызвало шок. Позже Сергей Хрущев писал: «...в Лондоне и Париже послание произвело эффект разорвавшейся бомбы. Ги Молле подняли с постели. Прочитав официальный текст, а главное — сопровождавший его комментарий с конкретными подсчетами, сколько ядерных зарядов потребуется для уничтожения Франции, премьер-министр бросился к телефону звонить в Лондон. В британской столице царила такая же нервозная обстановка.
Всю ночь продолжались консультации, и так и сяк прикидывали, насколько реальна угроза вмешательства Советского Союза, применения им атомного оружия. После заявления Вашингтона о своем невмешательстве они остались одни»[258].
Была ли угроза Хрущева применить ядерные ракеты блефом? И да, и нет. С одной стороны, Хрущев не желал доводить дело до применения ядерного оружия. С другой стороны, в 1956 г. на боевом дежурстве находилось 24 ракетных комплекса Р-5М (8К51) с ядерными боевыми частями, способных с территории ГДР поразить любой объект во Франции и Англии. Замечу, что в ходе учебного пуска 2 февраля 1956 г. ракета Р-5М пролетела 1200 км и поразила цель в районе Аральского моря боеголовкой мощностью в 80 килотонн. Это был первый в истории пуск ракеты с ядерной боевой частью.
Кроме того, в СССР имелись ракеты более раннего типа Р-5, с той же дальностью, но с головной частью с боевыми радиоактивными веществами («Генератор-5»). Ядерный удар по любому объекту в Западной Европе могли нанести и бомбардировщики дальней авиации Ту-4 и Ту-16, то есть средства для обращения Франции и Англии в радиоактивную пустыню у Хрущева были.
И уже на следующий день Никита Сергеевич получил послания из Англии и Франции, в которых премьер-министры А. Идеи и Ги Молле сообщали о прекращении огня в ночь с 6 на 7 ноября 1956 г. А 8 ноября аналогичное послание пришло и от израильского премьера Бен-Гуриона.
Союзники попытались оставить свои войска на египетской территории на неопределенный срок. По сему поводу появилось заявление ТАСС, в котором говорилось: если агрессоры не выведут свои войска с захваченных территорий, то компетентные органы Советского Союза не станут препятствовать выезду в Египет «добровольцев», желающих помочь дружественному народу в борьбе против колонизаторов.
Понятно, что речь шла о регулярных войсках.
В результате 23 ноября началась и уже через месяц полностью завершилась эвакуация англо-французских войск из Египта, а последний израильский солдат покинул Синай 7 марта 1957 г.
31 января 1957 г. Египет разорвал последнее соглашение с Англией о сотрудничестве в эксплуатации Суэцкого канала. Сам канал был расчищен от мин и затопленных судов с помощью советских специалистов, и 29 марта 1957 г. по нему вновь пошли корабли.
Глава 26
ФРАНЦИЯ И НАТО
Итак, СССР с конца 1940-х годов оказывал серьезную помощь национально-освободительным движениям во французских колониях. Стало ли это причиной резкого ухудшения отношений между этими странами?
Увы, уже в начале 1945 г. правительство Франции заняло явно проамериканскую позицию в отношении нашей страны. Сейчас, когда открыта значительная часть архивов и многие государственные деятели и члены их семей оказались за рубежом, выяснилось, что СССР не имел никаких планов в 1944—1953 гг. захватить Западную Европу. При этом не надо путать политику с военной стратегией. Правительство СССР ни при Сталине, ни после него никогда не собиралось нападать первым на страны Западной Европы и США. Другое дело, что в случае агрессии Запада наши войска должны были нанести ответный сокрушительный удар и быстро разгромить врага на его территории. Кстати, то же самое планировалось и в конце 1930-х годов — «разбить врага на его территории малой кровью». Так что опасаться угрозы извне Франции после 1945 г. не приходилось.
Бесспорно, что в 1941—1945 гг. Французская компартия существенно усилила свои позиции. Профессор Реймского университета Филипп Бютон, настроенный достаточно антикоммунистически, писал, что в 1941—1944 гг. целью компартии, которую надо достичь, была «не социалистическая революция, а национальное освобождение. С другой стороны — и это главное — учредить национальные фронты и комитеты освобождения, руководить которыми надлежит компартии и которые должны взять в свои руки власть в стране после ее освобождения. Таким образом, речь идет о стратегии взятия власти, но не напрямую, а через посредство органов Сопротивления»[259].
Компартия занимала более чем патриотическую позицию, была в авангарде борьбы с фашизмом. А стремление занимать больше места в национальных фронтах и комитетах освобождения — вещь более чем естественная, и подобной деятельностью занимались все, без исключения, французские партии, боровшиеся против германской оккупации.
После освобождения Франции ряд министерских портфелей были отданы коммунистам. ФКП не призывала ни к революции, ни к насилию и действовала в правовом поле точно так же, как и другие партии.
СССР активно поддерживал Французскую компартию морально и материально, но куда в меньшем объеме, чем, к примеру, в 2004— 2006 гг. США поддерживали оппозиционные партии в Республике Беларусь. И если акции США, по мнению западных политиков и российских либералов, находятся в рамках демократии и международного права, то же следует сказать и о поддержке Советским Союзом ФКП.
Мало того, Сталин с середины 1944 г. всячески удерживал французских коммунистов от конфликтов с другими политическими силами. «Впоследствии, с открытием архивов, подтвердились оба этих тезиса. Вот выдержка из протокольной записи беседы Тореза со Сталиным в ноябре 1944 г., демонстрирующая одновременно реальность поворота осенью 1944 г. и его сталинское авторство: "Товарищ Сталин поясняет, что он затронул этот вопрос потому, что ему кажется, что коммунисты еще не поняли, что обстановка во Франции изменилась. Коммунисты бравируют и продолжают вести прежнюю линию, в то время как обстановка уже иная... Между тем, положение новое, другое, оно дало шансы де Голлю. Положение изменилось, и нужно сделать поворот. Коммунистическая партия не так сильна, чтобы она могла ударить правительство по голове"»[260].
