Элис все ждала, что сейчас принесут Жеана. Она так сильно замерзла, что даже мысли замедлили ход, и Элис заблудилась в своем магическом «я», среди поющих и гудящих рун. Теперь же, отогреваясь, она начала беспокоиться, где же исповедник.
Большой зал Олега представлял собой просторную, почти лишенную обстановки комнату в духе викингов; по стенам стояли скамьи, в одном углу лежали постельные принадлежности. Народ толпился в дверях, все вытягивали шеи, пытаясь ее рассмотреть. Она заметила шаманку, вымазанную белой глиной, с нечесаными волосами, обвешанную лентами и побрякушками; здесь были и дети, и двое суровых воинов с напряженными и даже испуганными лицами. Их беспокойство она чувствовала как лишенную тональности, нестройную музыку.
Люди расступились, и вошел Вещий Олег. Он был высок ростом, с широкими плечами и длинными светлыми волосами. На нем была богато расшитая рубаха из синей шерсти со шнуровкой на груди и мешковатые штаны в восточном стиле.
Олег присел рядом с ее периной, и Элис посмотрела ему в глаза. Всю свою жизнь она умела улавливать намерения людей, их скрытые мотивы — слова или чувства для этого не требовались, достаточно было красок и звуков, — однако с Олегом она не ощутила ничего. Его душа никак не звучала, он казался ей едва ли не покойником. В нем отсутствовало свечение жизни, которое она различала в людях, стоящих у двери, не горел тот огонек, который горел в других, не было той свечи, какие мерцали в нише стены в саду ее сознания. На корабле она ощущала исходящую от князя тревогу и желание спасти ей жизнь, он так волновался, что волнение заглушало все остальные звуки. Но теперь и вовсе воцарилась тишина.
— Ты ведь волшебник, провидец, — сказала она.
— Так меня называют.
— Ты знаешь, кто я?
— Элис из Парижа. Я так долго тебя искал, моя госпожа.
— И вот я пришла к тебе. Ты сможешь мне помочь? Ты сможешь помочь исповеднику Жеану?
Олег догадался, что она говорит о монахе с корабля.
— Тому, кто прибыл с тобой?
— Да.
— Мы уже позаботились о нем, — сказал князь, — теперь позволь позаботиться о тебе.
— Я сейчас сама не своя, — призналась Элис. — Внутри меня живет магия, и я никак не могу избавиться от нее.
— Я помогу тебе, — сказал Олег, — только ты должна позволить мне. То, что в тебе поселилось, обладает большой силой, оно не захочет уйти просто так. Сможешь ли ты хотя бы на миг сделаться его властительницей? И если я попытаюсь прогнать его, дашь ли ты мне хоть немного свободы, чтобы я мог действовать?
Элис почувствовала, как закопошились руны; образы, которые были чем-то большим, чем просто образы, — они были цветами, звуками, запахами и текстурами, — зашевелились в сознании.
— Я не знаю, — призналась она, — но я попытаюсь.
— Попытайся. Но пока поспи. Ты проделала долгий путь, ты много страдала. — Он хлопнул в ладоши, и вошел кто-то из дружины. — Принеси госпоже подогретое вино и закуски. Неужели я должен объяснять, как подобает принимать гостей?
— Я все сделаю, князь.
Элис ощутила страх воина, подобный порыву холодного ветра.
Принесли вино, согрели кувшин над очагом. Элис упивалась его сладким ароматом. Ей подали жареную козлятину, лепешку, которая показалась ей невероятно вкусной. От вина ее потянуло в сон, и, поев, она снова улеглась на перину.
Элис провалилась в дремоту, и ей что-то приснилось. Снова стояло росистое утро, она снова была в лесу своего детства, отмахивалась от бражников, которые порхали вокруг головы. Бабочки пели и издавали странный звон, когда она пыталась их поймать, некоторые звучали мелодично и чисто, звук других походил на шум ветра на море. Она с восторгом отдавалась всем радостям солнечного утра, однако чувствовала на шее что-то неудобное. Она опустила глаза. На шее висел камень, Волчий Камень. Она попыталась снять его, однако руки не слушались ее. Это было просто нелепо, но она не могла совершить простое действие и снять с шеи ремешок. Она посмотрела на камень, зная, что уже видела его раньше. Это была часть чего-то, как и она сама, отбитый осколок чего-то цельного. Она знала название — на языке северян Гьелль, или Крик. Элис огляделась вокруг. В лесу потемнело, и все бабочки улетели.
Олег отошел от ее постели.
— Присматривайте за ней, — сказал он, — и ни в коем случае не позволяйте ей снимать с шеи амулет.
Глава семидесятая
ЦЕНА ЗНАНИЯ
— Что я держу в руке, мой похолодевший друг?
Ворону казалось, что он один на открытой палубе. Определить, откуда доносится этот голос, он не мог. Он поднялся на ноги. Небо было ясное и темное, неподвижное море служило для него идеальным зеркалом, и казалось, что корабль плывет внутри сферы, наполненной звездами.
— Я не знаю.
— Это же твоя смерть.
Рядом с ним стоял пленник работорговцев, человек с лицом, напоминавшим цветом луну. Больше на судне не было никого. Неужели их всех убили? Незнакомец вытянул перед собой руку и раскрыл ладонь. На ладони лежал волчий зуб.
— Моя смерть придет от воды.
— А смерть Олега?
— От существа с гривой и копытами.
— Можно и так сказать. А девушка от чего погибнет?
— От зубов Волка.
— Откуда ты знаешь?
— Все это я видел сам. Мне показали.
— Кто?
— Мунин.
— Ты уже знаешь, насколько правдив язык этой особы, — заметил бог, поскольку Ворон уже не сомневался, что перед ним стоит бог.
— Кто она была?
Бледнолицый бог пошевелил руками, и в них оказалась веревка.
— Завяжи, — предложил он. — Тем узлом, которому научила тебя старая ведьма. Его символом, ожерельем мертвого бога.
Хугин попытался завязать тройной узел, но не смог. Получилось только два узла из трех. Он просто никак не мог вспомнить, как вяжется третий.
Бог взял у него веревку.
— Она была здесь, — сказал он, указав на один из узлов. Затем с силой потянул за концы веревки. — А теперь она вот где.
Хугин посмотрел: узлы, притянутые друг к другу, было уже невозможно разделить, они стали одним целым.
— Почему я не смог завязать узел?
— Потому что Одина пока еще нет на земле. Три узла еще не стянулись в один.
— И как же завяжется последний узел?
— Что делает этот узел? В чем его назначение?
— Убийство. Смерть.
— Вот тебе и ответ.
— Смерть Элис?
— Она несет в себе руны. Так или иначе, но ее жизнь оборвется.
— Она несет только одну руну, воющую руну, ту, которая призывает бога.
