Вслед за Варлаамом в Италию двинулась вторая волна эмигрантов. Эти переселенцы были хуже предыдущих. Первых вела нужда: их город был разгромлен и сожжен, они уезжали не по своей воле. Вторых никто не вынуждал – они представляли проигравшую партию националистов-филэллинов, которая ратовала за сближение с папством ценой измены православию. Осознавая, что Империя находится под угрозой исчезновения, они связывали это не с отходом от Бога, но со слабостью самого христианства. Значительная часть имперской интеллигенции давно считала хорошим тоном осмеивать христианскую мистику и учение исихастов, одновременно восхваляя античную философию и искусство. Этот скепсис константинопольские диссиденты методично прививали своим итальянским ученикам.
Так, историк П. Ревко-Линардато пишет: «В XV веке Византия, несмотря на политическое ослабление, по-прежнему оставалась важным культурным и научным центром. Среди жителей Империи было достаточно много высокообразованных людей, изучающих и развивающих античные традиции. Упадок Империи под натиском турок-османов привел к активной трансляции византийцами интеллектуального опыта на Запад. Данное обстоятельство сыграло существенную роль в итальянском Возрождении. Еще до падения Константинополя в 1453 году некоторые византийские интеллектуалы переезжали из клонившейся к упадку Империи в итальянские города, находя работу в университетах, библиотеках, типографиях и т. д. В византийской эмиграции четко проявлялась культурно-интеллектуальная составляющая. Византийские ученые везли с собой древнегреческие рукописи, переводили их, учили европейцев греческому языку. Италия получила большое число древних рукописей, изучение которых дало мощный толчок подъему культуры. При этом византийцы обеспечили не просто трансляцию античного наследия в Западную Европу, они сами его интерпретировали, расставляли новые акценты, ориентируя интересы к определенным философским и образовательным проблемам… Плифоном были разработаны проекты масштабных политических реформ, включающих меры против могущества монастырей и мероприятия по централизации управления… В трактате „Законы” Плифон провозгласил необходимость возрождения древнегреческого язычества, реформированного на базе платонизма… и стремился сконструировать новую, универсальную религиозную систему, противостоящую христианству»[388].
В 1461 году олигарх Козимо Медичи предоставил своему протеже Марсилио Фичино и его друзьям-гуманистам виллу Кареджи близ Флоренции для учреждения Платоновской академии, идейным вдохновителем которой выступил грек Плифон. В Риме годом ранее Платоновскую академию основал другой грек – кардинал Виссарион, изменивший православию на Ферраро-Флорентийском соборе.
Ренессанс жадно впитывал и неутомимо взращивал все, что могло навредить христианскому сознанию современников. Магия, алхимия, гадания, астрология, самые причудливые разновидности «тайной науки» сделались необыкновенно популярны и вошли в интеллектуальный быт деятелей этого возрождения Ханаана. Особенной востребованностью пользовалась тайная символика иудаизма, в частности цифровые нагромождения каббалы. Все это нашло отражение в эстетическом оформлении храмов и живописных произведениях XV–XVI столетий.
Историк А. Дунаев так описывает образ мыслей зачинателей Возрождения на Апеннинском полуострове: «В самом сердце итальянского Ренессанса, Фичиновской академии, процветала магия. По [Марсилио, – К. М.] Фичино, посредником между душой мира (anima mundi) и телом мира (corpus mundi) служит дух – spiritus, которому соответствует quinta essentia – „эфир”. Привлечь его можно запахами и другими средствами, связанными с определенными планетами, а также талисманами (imagines) и музыкой. Фичино считал, что музыкальное исполнение обязательно должно сопровождаться словами-заклинаниями, и сам пел, по всей видимости, орфические гимны, сопровождая их игрой на лире с изображением Орфея, очаровывающего природу, адресуя их прежде всего Солнцу, попивая одновременно вино, созерцая талисманы и вдыхая запахи. Пико [дела Мирандола, – К. М.] же считал магию Фичино неэффективной, ибо тот не использовал каббалу. Фичино оправдывал свою магию ссылками на вольно интерпретируемого Фому, но полагал, что „хорошая демоническая магия” может перейти у невежд в идолослужение и потому ее необходимо скрывать… практика орфических песен пришла к Фичино опосредованно – от Плифона через Медичи и Флорентийский собор»[389].
Марсилио Фичино практиковал языческие обряды, занимался астрологией и гаданиями. Он переводил с греческого на латынь многих античных авторов, которые были ярыми противниками христианства, в частности: Порфирия (ханаанейца из Тира), Ямвлиха (духовного наставника Юлиана Отступника) и Прокла (автора трактата «Возражения против христиан»). Трудами «гениев Ренессанса» Ханаан расцветал и возрождался, причем во всех своих проявлениях: от древних темных мистерий до каббалы.
А. Лосев отмечает, что «очень многие гуманисты тоже были и пифагорейцами, и платониками, и неоплатонизмами, и каббалистами, и вообще пантеистами, даже представителями магии, алхимии и астрологии… Первые гуманисты, Данте, Петрарка и Боккаччо (XIV в.), а также философы вроде Манетти все еще очень близки к старой ортодоксии. Но уже Пико делла Мирандола – каббалист и Рейхлин – тоже каббалист, а Агриппа Неттесгеймский – и вовсе теоретик и практик оккультных наук, волшебства и магии… вслед за своим учителем, известным членом Платоновской академии во Флоренции Пико делла Мирандола, Рейхлин был энтузиастом не только изучения древнееврейского языка, но и признания огромной важности тех многочисленных еврейских средневековых трактатов, которые в XII–XIII вв. были кодифицированы в одном огромном произведении под названием „Каббала”. Известны два его трактата на эти темы: „О чудодейственном слове” (1494 г.) и „О каббалистическом искусстве” (1517 г.). В „Каббале” содержалось не что иное, как неоплатоническое учение, используемое для целей толкования Библии»[390].
Ренессанс стал эпохой массированного наступления на христианство. Оно велось по всем фронтам. Из пыльных архивов извлекались трактаты древних еретиков и врагов Христовых. Затем эти сочинения переводились и пускались в широкий оборот развращенными сотрудниками Платоновской академии. Одареннейшими художниками фактически создавалось новое «современное искусство», полное темных мистических метафор и эротизма. Наконец, флорентийская молодежь развращалась «изысканным и утонченным» образом жизни «академиков» из Кареджи. И все это финансировалось из одного конкретного источника. Этим источником были Медичи, банкиры-нувориши из Флоренции. Они инвестировали в Ренессанс Ханаана сознательно и не прогадали. Бывшие презираемые ростовщики стали сначала главными олигархами Флоренции, затем великими герцогами Тосканскими и, наконец, римскими папами.
