— От них дождешься. Все проще: захватил в Чите товарный состав. А в нем вагончики опломбированные. Стали смотреть: вот те на, три истребителя! Разобранные, конечно. Краснюки, когда отходили, вагоны-то подорвали, но все ж механики восстановили. Собрали из трех один. До вчерашнего дня летал.
— А теперь? — спросил Павел Романович.
— Теперь у него про-фи-лактика, — пояснил атаман. — Пилот говорит, день-два. Но позвольте, я вижу, вы авиацией интересуетесь?
— Очень. Признаюсь, не ожидал, что в вашем войске даже воздушные силы.
— Ну, какие уж силы… Говорю, всего один аппарат, — атаман хмыкнул. Но чувствовалось — слова Павла Романовича были ему приятны.
— Пускай один. Все равно любопытно взглянуть.
— Только взглянуть? — Атаман глянул с прищуром.
— Если возможно, хотелось бы и полет совершить.
— Это и есть ваше желание? — спросил атаман.
Павел Романович кивнул. Он чувствовал — вон миг, когда все решится. Наконец-то! Пилот-наблюдатель — та самая ниточка, что приведет к Гекате. Или кто там она есть в действительности? Посмотрим… Довольно уже бегать, довольно прятаться. Теперь существует возможность встретиться, так сказать, лицом к лицу. И спросить за все.
— Быть посему, — сказал атаман. — Я, правда, полосу готовить в Цицикаре не собирался. Но коль вы такой авиационный поклонник… Похлопочу перед Козловским.
— Простите?
— Поручик Станислав Козловский. Гатчинский выпускник, пилот от Бога и вообще золотая голова. Он прилетает завтра. Не сомневаюсь, вы с ним сойдетесь…
В этот момент раздался тонкий стеклянный звон: рюмки на столе затрепетали, а водочная поверхность в бутылке подернулась рябью. Павел Романович ощутил, что и сам стол заметно вибрирует.
— Что за дело? — спросил атаман.
И тотчас в кабинет сунулся давешний адъютант:
— Наблюдатели доложили, с юго-востока дым. Из-за сопок не видно, но по всему — тяжелый состав.
— Пойдем-ка, глянем, — атаман тяжело поднялся. — А вы пока можете здесь обождать.
— Нет уж, — ответил Павел Романович с некоторой даже обидой.
Они вышли в коридор, прошли через общий зал. На крыльце атаман прищурился, посмотрел туда, где над дальними соснами темными хлопьями висел паровозный дым, уже раздерганный ветром.
Смеркалось, однако народу на площади не убывало — а пожалуй что и стало побольше. Горожане, чудесным образом избавленные от лютой опасности, искали выхода переживаниям. Царило общее ликование. И главным его катализатором по-прежнему оставались казаки — которых, по всему, такое внимание ни капельки не тяготило.
Дохтуров вдруг почувствовал себя лишним:
— Пойду, поищу аптеку.
— Дать провожатых? — спросил атаман.
Павел Романович покачал головой:
— Не нужно.
Он уж было шагнул со ступени — но задержался. Словно что-то толкнуло. Он вдруг спросил:
— Аэроплан-то у вас какой марки будет? «Сопвич»?
— Кажется, — ответит атаман. — Да тут разницы никакой. Пилот вам все объяснит и прокатит на своей этажерке. Я распоряжусь.
Хотя говорил атаман вроде по-прежнему благожелательно, однако в глазах промелькнуло что-то новое, не совсем приятное. Словно бы атаман Семин слегка разочаровался в Павле Романовиче. По причине неосновательности выдвинутой просьбы. В самом деле, ну что это за награда для взрослого человека — прогулка на авиационном моторе?
Атаман спустился с крыльца и зашагал к перрону. Следом — конвой.
Павел Романович мельком подумал, что атаман идет слишком открыто. Не ровен час — кто-нибудь из коммунаров на мушку поймает. Наверняка не всех из города вышибли.
И тут же подумал: хорош доктор. Ведь сулился добыть опий для умирающего!
«К черту все аэропланы! Где ж у них здесь аптека?..»
Он оглянулся — и вдруг ощутил знакомое колебание почвы под ногами.
Павел Романович повертел головой и увидел, как из-за леса выползает что-то массивное, темно-серое, грузное, похожее на доисторического монстра. Чудовище приблизилось — и вдруг пронзительно закричало, выбросив вверх белое облако пара.
Не требовалось никакой особенной остроты зрения, чтобы узнать: это был «Справедливый». Бронепоезд. По всему — невредимый.
Толпа у вокзала загудела, заволновалась.
Пойти встретить? Любопытно поговорить с Вербицким. Но… это означает новую задержку.
Павел Романович задумался. Что ж получается? Похоже, он будто деревянный и рад каждому поводу, чтоб только не возвращаться в фанзу?
Да, так и есть. И тому причин несколько. Прежде всего — сам ротмистр. Помочь Агранцеву нельзя, положение его, несмотря на потрясающую живучесть, совершенно безнадежно. И вместе с тем мысль о том, что этот человек, полный сил и какой-то особенной, нервической энергии, обречен — мучительна. Ротмистр — не обыкновенный больной, с потерей которого можно вполне примириться. Это — друг. Вот в чем дело.
Есть и вторая причина: Анна Николаевна. Она, похоже, в ротмистра влюблена. А от Павла Романовича ждет теперь чуда, волшебства. Или хотя бы попытки его сотворить.
Что же, в таком случае, делать? Не возвращаться — и предоставить все естественному ходу событий?
Он вдруг вспомнил, что наградного оружия так и не получил. Надо спросить, где его карабин. Только вот у кого?
Подобраться с атаману теперь оказалось непросто — конвойцы теснили народ, осаживали, рассыпая крепкие матюки. И Дохтурову тоже досталось:
— Куды?! Сказано вам — расчистить платформу!
Сказано — сделано. Платформу расчистили, и команде прибывшего «Справедливого» уже никто б не смог помешать. Павла Романовича людской волной отнесло вбок, к пакгаузам. Отсюда и смотрел, как, фыркая паром, стопорится бронепаровоз. Слушал грохот сдвигаемых дверей на бронеплощадках.
На первой, прикрепленный к курсовому орудию, плескался российский триколор. Когда поезд стал, орудийная башня покатилась вправо на шарнирном погоне. Потом влево — это был салют, но без выстрела.
Толпа поняла, взорвалась новыми криками. Какой-то господин прямо перед Павлом Романовичем неистово потрясал в воздухе лаковой тростью. Поодаль счастливо рыдали две мещаночки бальзаковских лет.
На Дохтурова вид императорского штандарта тоже произвел особенное действие: он против воли почувствовал, как увлажнились глаза. Мелькнула вдруг безумная мысль: неужели?.. Неужто государь спасен — и каким-то чудом находится на этом поезде?! Но как возможно?!
Тормозной скрежет, белые клубы пара. Сквозь них видны фигуры сходящих на платформу людей. Разумеется, государя средь них нет.
Адъютант, Вербицкий… Позвольте, а это еще кто?
