Он даже припомнил голоса своих родителей, раздававшиеся из горевшего дома…
— Саша! — Это кричал Петр, в то самое время, когда молнии вновь целились в них, и старик во второй раз пожелал, чтобы они ударили в дом…
Теперь Саша был вместе с ним, объединяя свое желание с желанием старика, неожиданно проникнувшись опасностью, которая угрожала Петру.
Небо раскололось над ними, будто раскололся мир, прорезанный яркой вспышкой. Восточная часть дома, поднимавшаяся вверх словно башня, стала ослепительно белой, а потом в воздух взлетели тучи горящих деревянных обломков.
Огонь охватил обломки башни и прилегающую часть крыши, и, подгоняемый ветром, что входило в намерения Ууламетса, рвался внутрь дома.
— Молнии всегда предпочитают все самое высокое, — пробормотал Ууламетс, а Саша в это время страстно хотел, чтобы завывающий ветер и искры от начинавшегося пожара ринулись в сторону водяного, он желал, тем самым, чтобы Петр был свободен. И он и старик должны были сконцентрировать свое внимание, чтобы очередные молнии летели в направлении Черневога как можно чаще.
Молнии же летели попеременно, то на них, ударяя в грязь, покрывавшую двор, то опять в сторону дома. Саша обхватил себя руками, чтобы хоть как-то защититься от сыплющихся с неба ударов, и при очередной вспышке упал на спину. А когда он встал на колени, а потом поднялся на ноги, он уже ничего не смог разглядеть: ни дерева, ни Петра. Перед его глазами стоял лишь рвущийся на части под ослепительными вспышками окружающий мир, а все звуки в его ушах были поглощены оглушительным ревом. Он стоял ослепший, оглушенный и беспомощный, не понимая что происходит.
— Петр! — закричал он тогда, и Ууламетс, проклиная его за глупость, указал ему на дом, в котором где-то был все еще живой Черневог, и, следовательно, еще не покончивший с ними…
Тем временем, Гвиур корчился от боли, нанося во все стороны удары упругими кольцами, а Петр старался встать из грязи, чувствуя боль в каждой части тела. Он пытался, стоя на коленях, убраться как можно дальше от мерзкого существа, помогая себе одной рукой, в то время как вторая без движений болталась где-то под ним: скорее всего, была сломана, как считал он сам. Он старался лишь двигаться как можно скорее, почти ослепший и оглохший от боли и раскатов грома.
Внезапно здоровой рукой он нащупал что-то твердое, втоптанное в жидкую грязь. Это был промокший тряпичный ком, перевязанный тонкой веревкой: и он узнал, что подложило ему под руку вовремя посланное удачное желание колдуна, в тот самый момент, когда водяной, шипя как раскаленный кусок железа, нанося во все стороны тяжелые удары, вслепую ринулся к нему.
Петр сжал промокший мешочек в руке, перевернулся и сел, поджидая, когда змей приблизится к нему. Он ухватил веревку зубами и торопливо ослабил ее.
Мешочек был развязан, когда Гвиур все еще приближался к Петру, и наконец его холодное дыханье ударило его в лицо.
Тогда он с силой бросил соль, целясь прямо в водяного.
Гвиур завизжал, попятился назад, и Саша уже понял, что случилось, и Ууламетс сам видел это. Он протянул руку, обнял его и пожелал, чтобы и слух и зрение вновь вернулись к нему…
— Малый! — сказал старик в тот момент, когда свет, слепивший глаза, приобрел красный оттенок, а потом стал черным, превращаясь в мглистую дымку. — Он собирается выходить, малый. Сам Черневог собирается выходить, так что забудь о водяном, и будь внимателен!
Саша моргнул, протер слезящиеся глаза и, взглянув в сторону дома, увидел как на крыльце появился светловолосый молодой человек и направился прямо к ним, держа в руках книгу.
— Петр! — позвал Саша, подчиняясь естественному желанию, чтобы Петр был вместе с ними. Но совершенно неожиданно он почувствовал мучительный страх от того, что теряет Петра из вида. Кроме того, ему казалось, что молнии обрели прежнюю силу, а между ними вновь замелькали случайные призраки, холодные и пронзительно кричащие. Теперь молнии были направлены в то место, где находился Петр… Одна из них ударила прямо в дерево, с оглушительным грохотом, так что земля задрожала у них под ногами.
— Черневог! — закричал Ууламетс, несмотря на сильный ветер, пытаясь привлечь внимание своего врага и Саши. — Вспомни свое ученье, вспомни, молодой дурак, то, что я говорил тебе о безрассудстве…
Худенький светловолосый мальчик подошел к дому на берегу реки, его замкнутость говорила о том, что у него было гораздо больше силы, чем достаточно для любого молодого колдуна, столь же высокомерного, как и он…
Он очень опасен, подумал Саша. Этот мальчик был глуп, но имел определенный дар…
Ууламетс говорил громко, стараясь перекричать ветер:
— Я преподам тебе еще один урок, парень! Есть способ уничтожить прошлое!
— Сдается мне, что ты потерял остатки ума, старик!
— Но ведь это же так просто, Кави. Разве тебе не хотелось бы узнать конечные результаты? И свести их на нет!
— Так тебе понадобилось прошлое, старик? Я тебе покажу его!
Мысли Черневога метнулись далеко назад, но в них появился не Ууламетс, сидящий с книгой около очага, а Драга. Затем вновь молодой Черневог, в десять-двенадцать лет. А затем уже в шестнадцать, в постели у Драги…
— Любовник Драги! — громко сказал Ууламетс и рассмеялся с сарказмом, от которого Сашу бросило в дрожь. — Бог ты мой, женщина сбегает из моей постели, чтобы соблазнять красивых мальчиков, ни больше, ни меньше! Я должен был бы знать, что вы были очень осторожны. Так значит, это все Драга. Она подбивала тебя к воровству, малый?
В этот момент в завываниях призраков появились паузы.
— Этого не было, — сказал Черневог, — это все Драга.
— Спроси себя самого.
Еще одна пауза.
— Бедный малый, — сказал Ууламетс.
— Бедный малый, — воскликнул Черневог, и Саша пожелал, чтобы внимание Черневога было обращено на них обоих, чтобы он понял, что они оба знали все о Драге, и не только о ней.
— Я убил ее, — сказал Черневог. От скопления молний у всех троих поднимались волосы, и ветер трепал их во все стороны. Черневог выглядел как сумасшедший. — Я убил ее, когда она зашла со мной очень далеко, старик… Я спал с твоей женой, неужели тебя это не заботит?
— Не более, чем ее, — сказал Ууламетс. — Ведь это она использовала тебя, малый. Она же съела тебя живым.
Молнии продолжали бить, продолжали бить то ли в них, то ли в Черневога. Саша чувствовал, как у него шевелятся волосы, а между пальцами рук пляшут искры-молнии…
И он желал, чтобы молнии били по-прежнему в баню, в то место и по тому направлению, которому никто не сопротивлялся, и которого никто не ожидал. Земля вздрагивала от ударов, призраки кричали.
Неожиданно, сквозь клубящийся дым, сзади Черневога появился Петр. Саша увидел его, выдавая его присутствие своей невольной мыслью, и неожиданно решил, что Петр представляет опасность для них, отвлекая его внимание от Ууламетса, ослабляя их собственную защиту, в то время как все больше и больше молний сверкало в воздухе.
