Привлекательность думских выборов усиливалась еще и тем, что первые стадии проходили в привычной обстановке, на сельских и волостных сходах. Во многих регионах, хотя и не во всех, участие крестьян было очень активным. Как и за год до этого, крестьяне не упустили возможности составить свои приговоры, которые делегаты должны были донести до Думы. Один из меньшевиков заметил: крестьяне «подходили к назначению выборщиков очень серьезно, сопровождая процедуру общей молитвой и не забывая снабдить своих избранников детальными инструкциями».
Как и прежде, земельный вопрос явно превалировал над всеми остальными, и избирательные собрания с разными политическими взглядами сходились зачастую только по этому пункту. Вот типичное предложение, поступившее из Нижегородской губернии: «Земля должна принадлежать всему народу с тем, чтоб все, кто нуждается в ней, могли ею пользоваться. Следовательно, государственные, удельные, монастырские и церковные земли подлежат передаче в пользование трудящимся массам без компенсации; частные земли передаются принудительно, частично с компенсацией государством, частично без нее».
Почти во всех случаях крестьяне избегали партийных ярлыков — депутатов избирали за их грамотность, социальный статус, проявленную политическую компетенцию или просто как достойных людей. Иногда по тем же причинам избирали кого-то из деревенской интеллигенции. Принадлежность к сельской власти могла как помочь в выборах, так и послужить основанием для неудачи. Многое зависело от положения в конкретной деревне. Крестьяне, голосовавшие по курии землевладельцев ввиду наличия у них частного надела, голосовали в вопросе о земле так же, как и те, кто числился по сельской курии.
С другой стороны, когда крестьяне почувствовали разочарование работой Первой Думы, то в своих деревнях вернулись к тактике прямого действия.
Опыт революции 1905–1907 годов показал: различные элементы российского общества — рабочие, крестьяне, интеллигенция, солдаты и матросы, нерусские народы — способны были выразить свои интересы и действовать в направлении их удовлетворения. Но они не сумели взаимодействовать и сотрудничать друг с другом, как не сумели создать образ нации и империи, который оказался бы привлекательным для всех, невзирая на сословные и этнические различия. В какой-то миг показалось, что все разрозненные элементы работают вместе, но провозглашение октябрьского манифеста уничтожило зарождавшееся единство, и после этого революция растратила свои силы в бесполезных и разрозненных насильственных выступлениях.
Новая политическая структура, появившаяся в результате волнений, открывала некоторые перспективы для гражданского форума с центром в Думе, где разнородные общественные и этнические элементы могли свести разногласия к минимуму и работать сообща. Попытка достичь подобного сотрудничества и является предметом обсуждения в следующей главе.
Глава 5
Думская монархия
27 апреля 1906 года в Большом зале Зимнего дворца состоялась странная церемония. Царь принял депутатов только что избранной Первой Государственной Думы, «лучших людей», как он выразился, обращаясь к ним с престола. Вот как описал случившееся американский посол:
«Слева от трона, занимая всю левую часть зала, находились члены Думы, крестьяне в грубых одеждах и высоких сапогах, купцы и торговцы в сюртуках, юристы во фраках, священники в длинных одеяниях и с почти столь же длинными волосами и даже католический епископ в темно-лиловой сутане.
На противоположной стороне зала были офицеры в расшитых мундирах, придворные, покрытые наградами генералы, члены Сената и Государственного Совета.
Наблюдая за депутатами, я с удивлением обнаружил, что многие из них даже не поклонились Его Величеству, некоторые неуклюже кивнули, другие же холодно смотрели ему в лицо, не выказывая энтузиазма и почти угрюмо-безразлично».
Впервые с XVII века царь и представители всего народа встретились и посмотрели друг на друга. На какой-то миг население империи во всем своем грубом и необтесанном разнообразии столкнулось с натянутостью и помпезностью официальной России. Встреча прошла нелегко. Царя оскорбляла холодность, с которой его приняли, тогда как депутаты, многие из которых, например крестьяне, никогда не бывавшие дальше своего уездного городка, чувствовали себя не в своей тарелке, столкнувшись с блеском и искусственностью двора.
В начале XX века Россия предприняла весьма смелый эксперимент — правители пытались, наполовину осознанно и преднамеренно, наполовину в силу сложившихся обстоятельств, превратить многонациональную империю в национальное государство и самодержавие в конституционную монархию. Россия сделала первые шаги к созданию из разнообразного и рассеянного материала старой империи этнической и гражданской нации. Попытка оказалась неудачной, и это вовсе не удивительно. Удивительно, что она вообще была предпринята. В результате этой попытки Россия попала в очень сложное положение, из которого, быть может, не выбралась полностью до сих пор.
Попытка изменения политического самосознания не стала результатом доброй воли тех, кто на нее решился, а была навязана им революцией 1905 года, поставившей режим в положение, грозившее всеобщей дезинтеграцией. Чтобы найти выход, он пошел на уступки населению и гарантировал октябрьским манифестом гражданские права и выборное законодательное собрание. Оба нововведения полностью противоречили предшествующим российским традициям: оба были нацелены на создание за несколько месяцев того, на что у большинства европейских государств ушли столетия.
Власть Думы, нового законодательного собрания, была примерно равна власти Рейхстага в Германии или соответствующих органов Австрии и Японии. Дума стала частью двухпалатной системы, верхнюю палату которой представлял реформированный Государственный Совет. Обе палаты имели право вносить законопроекты и поправки и накладывать вето. Правительство, со своей стороны, могло издавать свои постановления, затем подлежащие одобрению обеими палатами.
Правительство по-прежнему назначалось императором, который, обычно, избирал для этого высших гражданских чиновников, так что ни одна из палат не имела прямого влияния на подбор министерской команды. Однако в 1905 году произошло одно важное изменение, когда председателем Совета Министров был назначен Витте, ставший ответственным за объединение правительственной политики. Этот шаг положил конец бессистемному урегулированию императором деятельности министров, а это, конечно, усиливало последовательность правительственной политики, но и существенно урезало прерогативы самодержца. Витте попытался укрепить свою независимость от двора, пригласив в правительство представителей земских съездов, но они не хотели терять собственный моральный авторитет и объединяться с «угнетателями», пока те не дадут стопроцентную гарантию реформ. Некоторые земцы требовали созыва Учредительного собрания.
Однако Николай II продолжал утверждать, что возглавляемая им система является «самодержавием». Во время обсуждения проекта Основных Законов министр юстиции М. Г. Акимов, не одобрявший октябрьский манифест, все же сказал императору: «Ваше Величество добровольно ограничили себя в области законодательства: за вами осталась власть только останавливать неугодное вам решение Думы и Совета. Там, где законодательная власть не принадлежит полностью императору, там монарх ограничен».
