Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
При этом нельзя не отметить, что упомянутые поручения давали значительную прибавку к жалованью Веригина, так как за один 1910 год он получил добавочного содержания свыше 4 1/2 тысяч рублей и за 9 месяцев 1911 г. около 2800 рублей. Кроме того, в заграничных поездках Веригин снабжался значительными средствами с правом почти бесконтрольного их употребления, причем, например, из отпущенных ему при поездке в 1910 г. в Германию денег им не представлено к отчету оправдательных документов на сумму в 54 347 рублей, а 1200 рублей истрачены без указания назначения этого расхода.
По возникновении настоящего расследования описанное выше своеобразное служебное положение Веригина было использовано в видах устранения его ответственности в деле политического розыска. Генерал Курлов по этому поводу полагает, что Веригин был взят им в Киев скорее в качестве чиновника особых поручений и в совещаниях по организации охраны участвовал как секретарь, необходимый лишь для справок, а сам Веригин считает, что он находился при Товарище Министра во время последней ВЫСОЧАЙШЕЙ поездки только для исполнения отдельных приказаний. При оценке этих объяснений необходимо принять во внимание, что, по признании генерала Курлова, функции статского советника Веригина во время пребывания в Киеве в 1911 г. были те же, какие он нес и в предшествовавшие командировки при Высочайших поездках в пределах России, а содержание получавшихся Веригиным ордеров не оставляет сомнения, что он назначался в этих случаях именно для участия в организации мер охраны; сущность же поручений, возлагавшихся на него при выездах за границу, безусловно подтверждает это положение. Затем наличность у генерала Курлова во время его поездок двух секретарей, казалось бы, исключала надобность в третьем. Расследованием, наряду с этим, установлено, что Веригин входил в состав совещания с местными высшими властями с правом голоса, возражая нередко генералу Курлову; обсуждал обязательные постановления, издававшиеся на время Высочайшего пребывания; присутствовал на докладах, которые делали начальники розыскных органов Товарищу Министра Внутренних Дел; ездил в Чернигов для ознакомления с положением революционных сообществ и постановкой там политического розыска и отдавал от своего имени распоряжения. При всем том Веригин держал себя очень самостоятельно, так что все, кто имел с ним соприкосновение по организации охраны и по вопросам кредитов, а в числе других полковник Спиридович и начальник Киевского охранного отделения Кулябко, правильно считали его исполняющим обязанности вице-директора и представителем Департамента Полиции.
Полковник Спиридович переведен в отдельный корпус жандармов в декабре 1899 года, с чином поручика. С 1903 года состоял начальником охранного отделения в Киеве, где был тяжело ранен революционером; в 1906 года Спиридович был откомандирован в распоряжение Дворцового Коменданта с поручением ему заведывания охранной агентурой. В чин полковника произведен в 1907 года. При путешествиях Вашего Императорского Величества как внутри Империи, так и за границей на полковника Спиридовича возлагалась организация секретной охраны. Начиная с 1909 года, когда обеспечение безопасности при Высочайших поездках стало сосредоточиваться в руках Генерал-лейтенанта Курлова, полковник Спиридович назначался в распоряжение Курлова.
В отношении полковника Спиридовича на расследовании равным образом возбуждено заинтересованными лицами сомнение в том, является ли он ответственным за неправильные распоряжения, приведшие к катастрофе 1 сентября, причем указывалось, что в круг его обязанностей входила лишь наружная охрана, к делу же негласного политического розыска он никакого формального отношения иметь не мог. По этому вопросу обнаружено, что летом 1911 года Спиридович с генералом Курловым, Веригиным и другими лицами выезжал в Киев, Севастополь и Ялту для ознакомления с революционным движением и работою охранных отделений, а также для организации секретной охраны. Доклады местных жандармских властей делались Товарищу Министра в присутствии полковника Спиридовича, который принимал деятельное участие в обсуждении вопросов о необходимости тех или иных арестов, административных высылок и других предупредительных мероприятий.
О положении политического розыска в Крыму и в Киеве полковник Спиридович письменно подробно докладывал Дворцовому Коменданту, причем, сравнивая развитие пропаганды в Балтийском и Черноморском флотах, удостоверил, что за последний можно быть спокойным. Относительно Киевского охранного отделения, начальником коего состоял женатый на сестре Спиридовича подполковник Кулябко, Спиридович дал блестящий отзыв, указывая на полную осведомленность и точный учет революционных деятелей, находящихся «в мертвом наблюдении», ввиду чего за Киев нет оснований тревожиться.
По изложенным основаниям надлежит признать, что, когда начальнику Киевского охранного отделения были сделаны Мордкою Богровым заявления о готовившихся террористических актах, статский советник Веригин и полковник Спиридович, приняв непосредственное участие в разработке означенных сведений, выступали в этом случае в кругу прямых своих обязанностей, а не в качестве добровольных слушателей и советчиков. Кроме того, если считать правильными объяснения, будто Веригин и Спиридович не ведали политическим розыском, то оставалось бы признать, что Товарищ Министр Внутренних Дел, приступая к осуществлению всей совокупности мер охраны, взял с собою Адъютанта, двух секретарей, вице-директора Департамента Полиции и начальника секретной охраны, из которых, однако, ни один не должен был касаться розыска, составлявшего важнейшую отрасль возложенного на генерала Курлова поручения.
Подполковник Кулябко, поступив в 1892 году, по окончании училища, в полк, через 3 1/2 г. перешел на службу по полиции, с переименованием в чин губернского секретаря. Впоследствии Кулябко был определен помощником начальника Киевского охранного отделения, а с 1906 г. назначен начальником такового. Через некоторое время Департамент Полиции стал обнаруживать отсутствие достаточного освещения революционных организаций в Киеве и планомерной борьбы с ними. Независимо от этого оказалось, что секретных сотрудников Кулябко принимал не на конспиративных квартирах, а в помещении охранного отделения, так что они сталкивались друг с другом и их знали даже городовые и швейцары при отделении. Не обладая достаточным знанием своего дела, Кулябко в розыске вполне руководствовался указаниями своих негласных агентов даже по вопросам техники. Так, из его же объяснения видно, что он ценил Мордку Богрова за умение придумывать планы ликвидаций, хотя вся подготовка таковых должна лежать исключительно на начальнике отделения. Несоответственное состояние Киевского охранного отделения вызвало еще в 1908 году ревизию со стороны Департамента Полиции, причем работа Кулябки была признана неудовлетворительной, и в конце 1908 года было решено перевести Кулябку в Департамент для письменных занятий, что, однако, не осуществилось, ввиду перемены в составе высших чинов Департамента. В 1909 году обозревавший отделение генерал-майор корпуса жандармов Герасимов удостоверил вновь слабую деятельность Кулябки, обнаружив при этом, что неподлежащую роль в этом учреждении играл старший филер Демидюк. Департамент Полиции систематически указывал подполковнику Кулябке на допускавшиеся им недочеты, но он не обращал на это внимания, нередко вовсе не отвечал на запросы, несмотря на многократные подтверждения, и не доносил даже об обысках и арестах. В то же время в переписке с Департаментом Полиции Кулябко принял вызывающий тон, и, имея твердую поддержку в лице Веригина, бывшего с ним в дружественных отношениях, жаловался Спиридовичу и Товарищу Министра Внутренних Дел, что Департамент проявляет к нему пристрастие и мешает нормально работать. Генерал Курлов потребовал объяснения от особого отдела Департамента Полиции; когда же ему доложили о неуспешной работе начальника Киевского охранного отделения, Товарищ Министр, вызвав Кулябко в С.-Петербург, 16 декабря 1910 года произвел проверку заявлений особого отдела и признал их основательными.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 137
