Однажды ночью к Дюльберу прибыла вооруженная банда, намереваясь проникнуть в замок. Задорожный отказался впустить кого бы то ни было. Ялтинский совет наступал, и Задорожный отправился в Севастополь за поддержкой.
Из воспоминаний Зинаиды Менгден, фрейлины императрицы: «Все это время по ночам лошади императрицы стояли запряженными в экипаж, наготове была и ее верхняя одежда. На случай, если бы красным бандам удалось ворваться в Дюльбер, планировалось вывезти императрицу через боковые ворота в ближайшее поместье, где она могла бы спрятаться в подвале. Сама она об этом плане ничего не знала, и еще вопрос, захотела бы им воспользоваться».
Когда немецкие войска начали приближаться к Ялте, Задорожный сообщил, что ялтинские большевики намереваются, не теряя времени, захватить всех узников Дюльбера. По воспоминаниям Романа Романова, «в тот же день он принял решение вооружить нас вместе со всеми своими подчиненными, которые должны были защищать мост на пути к Ялте и въезд в Дюльбер». Задорожный предупредил Романовых, что из-за недостатка людей он не может гарантировать полную безопасность и потому настаивает, чтобы члены царской семьи сами взяли на себя охрану Дюльбера. По его требованию была создана ночная сторожевая вахта. В случае внезапной тревоги Задорожный обещал делать предупредительный выстрел из своего пистолета. Организацию защиты дворца взял на себя генерал Фогель. Роман Романов вспоминал: «В качестве наблюдательного пункта мы выбрали мою ванную комнату, из окна которой хорошо просматривалась дорога на Ялту. Наша сторожевая служба начиналась с вечера и продолжалась вплоть до рассвета. Мы разделились на четыре команды: Фогель и Андрей, Сергей и Малама, Федор и Долгорукий, я вместе с Болдыревым…
В те ночи, когда мы все были в постоянной тревоге, графиня Менгден находилась в комнате Вдовствующей Императрицы, а Софья Дмитриевна Евреинова спала на софе в широком коридоре…»
Судьба всех членов бывшей императорской семьи висела на волоске. В одно прекрасное утро Задорожный, обращаясь к великому князю Александру Михайловичу и именуя его уже полным титулом, сообщил, что Ялта занята немцами и немецкий генерал интересовался судьбой Александра Михайловича, так как он приходился дядей кронпринцу. Он также сообщил, что скоро сюда должны прибыть немцы, и в случае, если с пленниками что-либо случится, его обещали повесить. Приход немцев означал для Романовых спасение. «Можно было представить общую радость освобождения, столь внезапного и неожиданного», — писал Ф. Юсупов.
Позже стало известно, что в один из вечеров накануне прихода немцев большевистский наряд уже был направлен в Дюльбер. Но на резком повороте на полной скорости грузовик с солдатами врезался в отвесную скалу, в результате чего осада Дюльбера так и не состоялась.
Таким образом, тюремщики Романовых превратились в их защитников. Благодаря Задорожному и его людям члены императорской семьи во главе с Марией Федоровной остались в живых во время крымского заточения. Как права была императрица, когда в марте 1917 года в письме к великой княгине Ольге Константиновне писала: «Есть много свидетельств выражения любви и трогательных чувств, которые так смягчают сердце…» Немецкий офицер, который хотел арестовать и повесить «главаря охраны» Задорожного, был крайне удивлен, когда великие князья попросили его этого не делать.
Задорожный, которому узники Дюльбера практически обязаны своей жизнью, был приглашен членами императорской семьи на праздничный обед, устроенный в честь освобождения от большевистской опасности, так как, по словам княгини Л. Л. Васильчиковой, «уже не было опасности компрометировать его революционную репутацию».
Когда Задорожный покидал Крым, чтобы отправиться на свою родину в Харьковскую губернию, где до революции он работал писарем на Харитоновском сахарном заводе, императрица Мария Федоровна и великие князья очень трогательно простились с ним.
После бегства большевиков из Крыма были обнаружены многочисленные списки лиц, подлежащих расстрелу, включавшие даже малолетних детей. Осуществлению жестокой расправы помешали внезапный приход в Крым немецких войск, а также конфликты между большевистскими комиссарами.
Свидетельница тех событий княгиня Л. Л. Васильчикова, находившаяся тогда в Кореизе, вспоминала: «Появление германской армии оказало магическое действие на крымское население, и большевистский дух выветрился немедленно, а те, кто большевикам симпатизировали, поспешили переменить свою политическую окраску… Престиж немцев был так велик, что хотя германские силы в Севастополе были незначительны и в нашей местности их представляли всего два солдата на нижнем шоссе, но этого было совершенно достаточно, чтобы восстановить порядок…
Те же лица, которые незадолго до германской оккупации считали себя революционерами, теперь с необыкновенной гибкостью применились к новому положению вещей и при этом чувствовали себя прекрасно».
Когда к Марии Федоровне, считавшей, что Германия в тот момент находится в состоянии войны с Россией, прибыл по указанию Вильгельма II германский генерал барон Штольценберг и предложил ей с помощью германских властей перебраться в Данию, императрица отказалась его принять, заявив: «Помощь от врагов России — никогда». «Наши физические и моральные переживания друг другу противоречили, — вспоминала княгиня Васильчикова, — с одной стороны, было очевидно, что, не приди немцы, мы были бы убиты. С другой стороны, тяжко и унизительно было видеть, как немцы располагались в Крыму точно у себя дома, и сознавать, что к этому свелась трехлетняя упорная война, на которую каждый из нас потратил столько энергии и сил…»
Главные германские оккупационные силы находились в Симферополе и Севастополе. По свидетельству крымчан, германские власти были «изысканно вежливы и предупредительны с населением», но разочаровали тем, что «не расправились с виновными».
Пасха 1918 года была для спасенных особенно радостной. Накануне все крымские жители занялись раскопками своих «кладов», значительная часть которых была спрятана при подходах к скале Дива. Знаменательным был тот факт, что все клады оказались нетронутыми, никто на чужую собственность не посягнул. После освобождения от большевистского плена молодые Романовы, проживавшие в разных имениях, стали посещать друг друга, устраивая даже иногда вскладчину вечеринки. Чаще всего собирались у Юсуповых в «Сосновой роще».
Попытки спасения царской семьи
Датский королевский дом сразу после февральских дней 1917 года начал прилагать усилия к тому, чтобы облегчить положение своих российских родственников. С осени 1917 года попытки по спасению жизни императрицы Марии Федоровны со стороны датского королевского дома заметно активизировались. 7 сентября посланник Дании в Петрограде Харальд Скавениус сообщал в Копенгаген: «Предприняты шаги у Керенского и в Министерстве иностранных дел, чтобы добиться разрешения для ее Величества покинуть страну; насколько это удастся, пока трудно сказать». 10 сентября 1917 года в шифрованной телеграмме в Копенгаген из датского посольства в Петрограде сообщалось, что правительство в принципе дало разрешение на выезд вдовствующей императрицы из России, но с условием строгой секретности относительно даты отъезда и подготовки этой акции, «дабы не скомпрометировать высоких лиц государства».
