– Я не спрашивал у Него, «что». Я знаю, «что»! – с горечью ответил мальчик. – Я спрашивал у Него, почему!
Многие в академии пасовали перед его взглядом. Но девочка осталась спокойной.
– Так ты спрашивал у Бога, почему Он позволил нам разговаривать, не произнося ни слова? Разве не все так могут?
– Это называется «связь разумов», и не все так могут, – отрезал мальчик. – Разве ты можешь так разговаривать со своим хилым братцем?
– Наверное, нет, – согласилась девочка. – Но ведь я и не хочу.
Она смотрела на трепетные язычки пламени.
– Но иногда я догадывалась, чего хочет мой отец, раньше, чем он это говорил. Я скучаю по отцу.
Она посмотрела на мальчика с сочувствием, словно что-то только что поняла.
– Твой отец... – заговорила она, запнулась. – Прости...
– Заткнись! – яростно крикнул ей мальчик. – Убирайся! Оставь меня!
Казалось, он ударит ее.
Девочка осталась на месте. Ее большие глаза, в которых не было страха, блестели от слез.
– Я знаю, почему Бог это сделал, – сказала она, протянув руку и робко положив ладонь на руку мальчика. – Потому что мы оба одиноки.
От ее прикосновения мальчик напрягся, посмотрел на ее загорелую ручонку на своей сильной руке. Потом расслабился, словно внутри у него что-то сломалось, что-то отпустило. Он наклонил голову, пытаясь совладать с собой. Девочка убрала руку и стояла перед ним, храня почтительное молчание.
– Ты босая, – вдруг хрипло сказал он.
Девочка пожала плечами.
– Дома я никогда не носила башмаков.
– Но здесь холодно. Простудишься. Вон, дрожишь вся. Вдобавок кто-то же должен за тобой присматривать.
– Кто-то должен, – сказала девочка, осторожно беря мальчика за руку.
– Мейгри, – тихо произнес Саган, – пора.
* * *
Она сделала вдох, еще один, еще. Веки задрожали, тонкие тени от ресниц упали на щеку со шрамом. Откинувшись, Саган наблюдал за ней, собрав все терпение: он знал, что ее тело и душа воссоединятся не сразу.
– Мейгри, – окликнул он через некоторое время, встряхнув ее.
Глаза у нее открылись. Она огляделась вокруг затуманенным взглядом, увидела, где находится, удивившись, наверное, что не в часовне. Сознание вернулось к ней, и она слабо улыбнулась.
– Ты решил прийти. Я думала, что ты появишься. Вы же не могли все это бросить, не так ли, милорд?
Он поддержал ее за плечи. Она села, но слишком резко: перед глазами у нее заплясали багровые тени. Зажмурившись, она устало прислонилась к его груди.
– Вы отослали Дайена, милорд?
– Далеко отсюда. Ты можешь идти?
– Минуту...
– У нас нет ни минуты! – отрывисто напомнил Саган.
Мейгри снова улыбнулась. Командующий помог ей встать на ноги. Она постояла, дождалась, пока корпус космоплана перестанет раскачиваться. Потом они с Саганом спустились в тесное пространство небольшой кабины. Хрустальная бомба стояла на шкафчике. Тонкие лучи тянулись от компьютера к бомбе, издававшей слабое жужжание.
Командующий заглянул в бомбу и увидел звездный камень, вернее, то, что когда-то им было. Камень превратился в бесформенный комок; его восемь концов покрывали сгустки спекшейся крови. Его вид внушал отвращение, вызывал страх и напоминал о мучительной смерти. Саган тут же отвернулся.
– Сколько еще осталось? – резко спросил он.
Уголок губ Мейгри дернулся от легкой улыбки; шевельнулся и шрам, в котором уже угадывался слабый пульс жизни. Она расслабленно села в кресло пилота. Протянув руку, она взяла разорванную потускневшую серебряную цепь, лежавшую рядом с бомбой, и стала рассеянно наматывать ее на пальцы.
– Пожалуй, пусть это будет сюрпризом.
– Это будет сюрпризом, – сказал Командующий, опускаясь рядом с ней на колени, чтобы смотреть ей прямо в глаза, – для миллионов невинных душ, которые погибнут. Мгновение изумления, мгновение ужаса...
– Не надо мне это говорить, милорд, – перебила Мейгри, поджав губы; ее серые глаза сверкнули. – Это ты придумал эту бомбу. Ты сделал все, чтобы она появилась. Как ты говоришь своим солдатам? «Когда вы берете оружие и направляете его на кого-то, от всей души верьте, что сможете его использовать». Вы бы не стали с ней возиться, милорд, если бы и впрямь волновались за невинных!
Она нервничала. Она крутила цепочку на пальцах, почерневших от засохшей крови. Саган проник в ее разум, но с таким же успехом он мог войти в темную гулкую пещеру. Ничего. Ни страха, ни сожаления, ни гнева, ни ненависти. Пустота.
Он взял ее за руку. Ее холодная кожа напоминала мрамор гробницы.
– Ты изменила кодовое слово, необходимое для отключения бомбы? – спросил Саган, отнимая руку и поднося ее к бомбе, к клавишам со странными знаками, ярко горевшими сверху.
– Неужели, милорд?
– Должна. Иначе я бы мог ее остановить.
Мейгри пожала плечами.
– Да, мог бы... если бы я изменила это слово. Если бы я прикоснулась к первой же кнопке, тебя ожидал бы сюрприз. Ага, вижу, ты прикидываешь шансы. Понимаю, тебе стоит сделать попытку в оставшиеся несколько секунд. Но ты не знаешь, сколько секунд осталось. Может, пять. Может, пять миллионов. И кто знает, возможно, тебе удастся убедить меня изменить решение.
Саган убрал руку от бомбы. В космоплане было жарко и душно. Он снял шлем, провел рукой по волосам, еще густым и черным, но начинающим отступать со лба и седеющим на висках.
– Бог не простит вас, миледи. Душа ваша будет навеки проклята за это.
– Взгляните на мой звездный камень, милорд, и скажите, разве моя душа еще не проклята? – Она перевела на бомбу печальный, затуманенный взгляд. – Я хотела заполучить ее. Для себя одной. Когда там, на «Фениксе», я поняла, что могу получить ее, я отбросила ради этого все. Я оставила Дайена, моего короля. Я оставила Джона Дикстера умирать в одиночестве.
– Властолюбие! – Мейгри сжала кулак. – Ложка дегтя в Королевской крови. Властолюбие привело нас к падению, жажда власти ослепляла нас. Падение Стражей. Последних из Стражей.
Она вздохнула. Ее испачканные кровью пальцы запутались в цепочке.
Саган смотрел на нее, испытывая отчаяние. Он не мог найти ни единой точки соприкосновения. Ему хотелось ее задушить. Если он не сможет выдавить из нее нужные сведения, то хоть отомстит за свою неминуемую смерть. Руки у него тряслись от бессильного желания.
Но трудно убить того, кто уже умер. Теперь Саган понял, что должен был испытать Абдиэль.
Командующий опустился в кресло второго пилота. Господи, как же он устал! Слишком устал. Откинувшись на спинку, он размял плечи, попытался расслабить мышцы. Если он не придумает, как остановить взрыв, то очень скоро он отдохнет. Очень долгий будет отдых. Requiem aeternam.
