Утром Фрайтагу полегчало всего лишь на несколько минут. Лихорадка слегка отпустила его, и он почти не помнил, как всю ночь истекал потом. Увы, не успел он сделать десятка шагов, как лихорадка вновь заявила о себе. На него тотчас накатилась слабость, от которой подкашивались ноги. В общем, ему вновь сделалось плохо, хуже даже, чем предыдущим днем, когда жизнь ему отравляла лишь только боль в плече. Впрочем, отравляла она ему жизнь и сейчас. Фрайтаг плохо соображал, кто он и где он, и вместе с тем это полубессознательное состояние сопровождало какое-то извращенное понимание того, что нужно двигаться дальше. Он пытался идти вперед, шатался, хватался за стволы деревьев. Ему никак не удавалось обрести тот автоматизм, ту инерцию, что накануне помогала ему машинально переставлять ноги. Нет, он пытался из последних сил, но не мог идти дальше. Каждый новый шаг давался ему все труднее и труднее.
Шрадер наблюдал за ним и думал, что будет, если ему придется бросить парня в лесу. Сможет ли он потом вернуться и отыскать его, если ему самому вдруг повезет выйти к своим? Сумеет ли привести вместе с собой кого-то еще? Крайне маловероятно. В общем, он не знал, что ему думать.
До его слуха донесся рокот артиллерийских залпов. Он прокатился через лес, словно отдаленные раскаты грома. Правда, ударная волна до них не дошла, погасла между деревьями. Если они и ощутили ее, то лишь как слабый толчок воздуха о грудину.
— Господи, — прошептал Фрайтаг и опустился на колени. Ему показалось, что над их головами проревел сонм человеческих голосов.
Впрочем, до них было еще далеко. К тому же они не были уверены, откуда исходили эти голоса, в морозном воздухе они разносились во все стороны. В общем, пришлось поднапрячь слух. Вернее, это сделал Шрадер. Первый приступ ликования они уже ощутили, хотя это, наверно, слишком громко сказано. Но, по крайней мере, в них проснулись какие-то эмоции, оттеснив на какой-то миг отупляющее уныние, владевшее ими до этого. Правда, Шрадер сделал вывод, что звуки доносятся с юга, причем с довольно приличного расстояния. Увы, сворачивать и идти в новом направлении было выше их сил. Да и вообще, эти залпы долетели издалека. Поэтому они снова побрели на запад, словно это была их главная и единственная цель, словно их толкала вперед железная уверенность в том, что вскоре там наверняка обнаружатся свои. До них еще несколько раз долетал грохот артобстрела, долетал слева, с юга.
Впрочем, начиная с рассвета, они прошли не так уж и много. Вскоре они вышли к еще одному заснеженному пространству, по всей видимости, очередному замерзшему озеру. Фрайтаг с ужасом наблюдал за Шрадером, гадая, что тот предпримет. Что будет, если он заставит его снова идти в обход. Кстати, лес на той стороне был довольно редким. Среди чахлого, заснеженного кустарника глаз выхватил лишь отдельные деревья; сам кустарник лучился каким-то странным сиянием, которое уходило через заснеженное пространство куда-то вдаль. Может, там за кустами раскинулось еще одно озеро или болото, а может, кто знает, лес и впрямь наконец закончился. Слава богу, Шрадер повел их напрямик, и, когда они вышли на другой берег, Фрайтаг свалился в снег под невысокими деревьями.
Впрочем, вид у него был не измученный и даже не больной. Так выглядит тот, что одной ногой уже в могиле. Глаза запавшие, с синими кругами. Шрадер окинул взглядом пространство, которое они только что преодолели. Его беспокоило, что за ними тянется цепочка следов, и он пытался уверить себя, что, мол, ничего страшного, кто заметит их в такой глухомани. Не давал ему также покоя вопрос, встанет ли Фрайтаг на ноги, если сам он пойдет дальше, а его оставит лежать здесь. Он внимательно осмотрел берег, чтобы хорошенько его запомнить. Затем мысленно отметил для себя то место, где они сейчас находились, с тем, чтобы потом вернуться сюда за больным товарищем. Все эти мысли возникали в его мозгу, сопровождаемые тупым, но неотступным отчаянием. Может, все-таки не стоит бросать парня здесь одного, по крайней мере, до тех пор, пока у него не будет иного выхода, никакой надежды. А может, он вообще не сможет вернуться за ним, кто знает. Нет, все это Шрадер прекрасно знал, и вместе с тем ему было страшно подумать, что ему придется бросить Фрайтага здесь, в лесу. Вот такие мысли то и дело проносились в его сознании, а сам он вновь погрузился в оцепенение. Он стоял и по-прежнему тупо смотрел на заснеженное озеро, когда его взгляд неожиданно выхватил чуть в стороне, всего в нескольких десятках метров от края леса, лыжный дозор русских солдат.
Он тотчас отступил назад, к Фрайтагу. У того при себе не было никакого оружия, кроме ножа. Он тотчас выхватил нож, однако ничего не увидел, не смог разглядеть сквозь спутанную поросль кустарника. Тогда Шрадер перешел туда, откуда было видно озеро, отступив в сторону всего на несколько шагов. Озеро было небольшим, и русские в считаные минуты вышли к их следам. До него доносились их голоса, ведь сейчас их разделяли лишь двести-триста метров. Значит, вот он, конец, подумал он. С другой стороны, русских было только трое. Шрадер моментально собрался, хотя обзор ему по-прежнему закрывали кусты. Времени у него было в обрез, ведь они на лыжах. Может, стоит рискнуть, выпустить по ним очередь, прежде чем они подберутся к кустам? Увы, кусты были слишком редкие, и он опасался, что его заметят. Время поджимало, но все так же он оставался на месте. Если ему повезет, то он сможет разом уложить всех троих. Неожиданно ему стало страшно: что будет, если его автомат даст осечку? Но он отогнал от себя этот страх.
Шрадер выждал несколько секунд, чтобы они подошли ближе. Прямо у него на глазах они остановились и быстро перебросились парой фраз. Расстояние для выстрела было вполне подходящим, но Шрадер опасался, что не сумеет уложить сразу троих. Два красноармейца скинули лыжи и легли в снег, нацелив автоматы на лес, как раз на то самое место, где находился Шрадер. Третий заскользил на лыжах дальше, держась в стороне от лыжни, ведущей в лес. Вот же дьяволы, в бессильной ярости подумал Шрадер. Третий красноармеец, прежде чем скрыться в чаще леса, оглянулся. Шрадер тут же выстрелил в него, и тот упал. Остальные русские солдаты в следующее мгновение открыли ответный огонь. На снег с хрустом полетели отсекаемые пулями ветки. За одиночными выстрелами последовали автоматные очереди. Шрадер крепко прижался к заснеженной земле, ожидая в любую секунду смерти от вражеских пуль. Он услышал над головой их звонкое посвистывание. Прошло примерно тридцать секунд. Шрадер слегка приподнял голову. Один красноармеец продолжал стрелять, а второй бегом бросился вперед. В руке у него была граната. Дождавшись, когда расстояние между ними сократится до пятнадцати метров, Шрадер выстрелил и попал в него. Затем снова уткнулся лицом в снег. Граната так и не разорвалась.
Так вот как встречаешь свой смертный час, подумал Шрадер. Другой красноармеец по-прежнему лежал в снегу и немного приподнял голову. Шрадер бросился к нему и снова открыл огонь. Остановившись, он выстрелил, затем снова метнулся вперед. Он бежал до тех пор, пока не приблизился к русскому до расстояния примерно двух метров, после чего снова выстрелил в тело, вокруг которого уже растекалась лужа крови. Не останавливаясь, Шрадер развернулся и побежал обратно, увязая в снегу. Увидев все еще не разорвавшуюся гранату, он резко кинулся в сторону. Он не мог оторвать глаз от маслянисто-черного смертоносного цилиндра. Шрадер стиснул зубы, медленно приблизился к убитому, наклонился и дважды выстрелил в него. Продолжая, как завороженный, смотреть на гранату, он подумал, что она может ему пригодиться, однако не смог заставить себя поднять ее и медленно попятился назад.
