Но Скарлетт была папиной дочкой.
Поймите меня правильно, она любила маму, но папа был ее героем. Он мог из нее веревки вить, так же как она из него. Та же история произошла с моим отцом, Маком. Я даже не возьмусь описать, какая война бушевала между этими двумя мужчинами, как они сражались за внимание маленькой девочки. Мака она называла «дада», и однажды он совершенно серьезно пригрозил обратиться в суд за получением официального права навещать внучку. Тогда Ной «легкомысленно» надумал повести Скарлетт в тот же самый магазин игрушек, в который собирался ее вести отец.
Было смешно наблюдать, как они воюют за ребенка. Они постоянно пытались превзойти друг друга в ее глазах: конкуренция в подарках и прогулках была очень жесткая. Я не сомневалась, что Мак готов заложить дом, в котором я выросла, лишь бы угнаться за возможностями, которые давало Ною его огромное богатство.
В конце концов мы с другими членами семьи сошлись на том, что ситуация требует вмешательства. Это случилось неделю назад. Я хочу сказать, что в маленьком сердечке Скарлетт было достаточно любви для всех. Поэтому тетя Дез, бабушка, тетя Полли и я на неделю забрали ее в Нью-Йорк к тете Лекси и дяде Брэду, оставив папу и «даду» томиться дома. Им был нужен тайм-аут.
Неделя в Нью-Йорке прошла весело, но я скучала по мужу. Да, я скучала по его многочисленным достоинствам (причем речь вовсе не идет о его громадном состоянии). Загрузившись очередной партией подарков для Скарлетт и новым гардеробом для меня (Полли, Дез, Лекси — чего вы ожидали?), мы отправились домой.
Ко времени нашего возвращения Ноя и моего отца уже сплотила общая беда — отсутствие Скарлетт. Почему-то обо мне они так не скучали. Можно подумать, я пустое место!
Моя обида продлилась не дольше нескольких секунд. После короткого приветствия и бесчисленных «дада так по тебе скучал» Мак выхватил Скарлетт у меня из рук и ушел вместе с мамой. На эти выходные она досталась им.
А я — Ною.
Не успела дверь закрыться, как я оказалась прижата к ней спиной, руки распластаны возле головы. Его лицо было в нескольких дюймах от моего, и я почувствовала, как мою кожу согрело его теплое дыхание. Его губы медленно приблизились к моим.
— Никогда больше так не делай, — сказал он и обрушился на меня в горячем, жадном поцелуе.
Он не сердился, ничуть. Просто был очень-очень на взводе, и его тело отчаянно нуждалось в выбросе накопившейся энергии. Да и со мной происходило примерно то же самое.
— Как я по тебе скучал, — пробормотал он, опускаясь на мою шею.
Суперкиска согласилась. Она тоже скучала. Я даже услышала, как где-то в глубине моего сознания заиграла фривольная музычка. Суперкиска уже смахивала пыль со своих красных кожаных сапог и синего трико, лишь на секунду задумавшись о том, не стоит ли надеть черный галстук Ноя и открытые туфли с завязками, которые, как мы обе знали, ему особенно нравились.
Как будто это имело хоть какое-то значение.
Его рука очутилась у меня под юбкой и накрыла мой уже увлажнившийся центр. Пальцы гладили и щупали меня, как это умели делать только искусные пальчики короля Пальцетраха. Вторая рука мяла грудь, перекатывая затвердевший сосок между большим и указательным пальцами. Огромный «приятель» упирался мне в бедро.
Суперкиска поманила его пальчиком и томным голосом прошептала: «Привет, здоровяк. Может, подойдешь, поболтаем о том о сем?»
Нет, она явно была самой настоящей потаскухой.
А что касается меня, я решила играть недотрогу. За время моей беременности наша сексуальная жизнь стала несколько сдержанней. Все потому, что Ной боялся навредить ребенку или мне. А потом, когда родилась Скарлетт, он остался так же осторожен, видимо, по привычке. Мы, конечно, не отказывали себе в быстрых перепихонах и сексе в душе. И каждый раз был ничуть не менее умопомрачительным, чем раньше. Но адское пламя вожделения, с которого начинались наши отношения, превратилось в ровный и, увы, спокойный, огонь. Я не жаловалась, но мне не хватало противостояния, вызова, той части, где раньше бывали такие разговоры: «Я сделаю тебе по-настоящему хорошо, потом разозлю, а потом отлюблю до дыма из ушей, чтобы ты не забывала, кому принадлежишь».
И я собиралась все это возродить.
Со всей уверенностью, какую могла изобразить, я толкнула его в грудь. Он посмотрел мне в глаза, удивленно и несколько обиженно. Но я подмигнула и улыбнулась, чтобы намекнуть ему на свою игру.
— Отвали, Ной! Ты знаешь, какой завтра день? — выпалила я.
Снова этот непонимающий взгляд.
— Вижу, не знаешь, баран! — Негодующе вскинув голову, я прошла мимо него. — Совершенно случайно завтра исполняется ровно два года, как мы встретились. Ровно два года назад ты купил меня за два миллиона долларов, чтобы сделать своей секс-рабыней, потому что ты больной сукин сын, который кончает от того, что считает себя моим хозяином. Ты заставляешь меня склоняться перед твоей волей, требуешь полного подчинения лишь потому, что у тебя много денег.
Я стояла перед ним нос к носу, если так можно выразиться — на самом деле он был значительно выше меня. Мои девочки прижались к его твердой груди, и мне волнами передавалось его тепло.
— Лейни, я… — начал было он, но я прервала его.
— Меня зовут Дилейн! Не называй меня Лейни! — выпалила я.
Тут наконец к Ною пришло озарение. По его лицу я увидела, что он понял меня, и, судя по тому, какая улыбочка заиграла на его губах, он тоже был не прочь поиграть.
Схватив меня за волосы, он резко запрокинул мою голову. При этом второй рукой он взял меня за ягодицы и рывком прижал к себе.
— Если наш контракт истекает завтра, думаю, я должен использовать по полной программе последнюю ночь, пока имею права хозяина, — сказал он.
Как только в Ное проснулся бог ненасытного секса, мои соски выперли из-под рубашки. И каждое его слово заводило меня все сильнее.
— Должен предупредить тебя, это будет грубо, это будет жестко, но тебе понравится каждая минута. Ты будешь выполнять все мои команды, ведь теперь я знаю каждый дюйм твоего тела. Твой соблазнительный рот, твоя маленькая тугая киска, твоя запретная задница — все это принадлежит мне, и я буду трахать их так, как захочу, если захочу этого. Ты здесь для моего удовольствия, так же как я для твоего. Я понятно говорю?
— Вполне, — прорычала я в ответ. — Отпусти меня! Ненавижу тебя.
— Да, зато ты любишь, как я тебя имею во все дыры, верно? — Это был не вопрос. Скорее, констатация факта.
Он отпустил мои волосы и отошел от меня на шаг.
— На колени, Дилейн. — Ной рванул застежку ремня. — У меня был очень тяжелый день, и меня нужно избавить от стресса, что ты умеешь делать очень хорошо.
— Здесь? В прихожей? — спросила я.
Он бросил на меня тяжелый взгляд поднял брови, как будто говоря: «Я что, заикался?»
