Эту тишину разбила я. Разбила вопросом, ради которого пришла:
— Что планируется в Киндеоне?
Ни единый мускул не дрогнул на лице Дариона, и поза его изменилась лишь чуть, но я поняла, что он чувствовал себя неловко и стыдился.
— Давно ты знал? — спросила глухо.
— С возвращения Ланабет, — признался он откровенно. — Но у нас нет стопроцентных доказательств того, что в Киндеоне орудуют именно Неспящие.
— Что там происходит? — Я подтянула колено к груди и обхватила его руками.
Дарион присел рядом, сильно проминая своим весом диван:
— Там живут люди. О вампирах они ничего не знают. Регулярные нападения с выпиванием крови и потрошением жертв списывают на колдунов и ведьм, за ними охотится инквизиция. Ланабет уверена, что там действуют именно вампиры. В отличие от киндеонцев, она знает, как те нападают. И с одарёнными в этом мире всё тоже подозрительно: манок оттуда никого не притягивает, хотя инквизиция регулярно отбирает с помощью артефактов одарённых и куда-то увозит.
— Кровь магов для вампиров питательнее, чем простая человеческая.
— Совершенно верно.
Вновь мы умолкли. Не знаю, о чём думал Дарион, он старательно не смотрел на меня, а я думала о том, что для Неспящих жизнь в закрытом мире (его же закрыли для посещений законодательно из-за слишком большой опасности для одарённых!) было идеальным прикрытием. Ведь вампиры по умолчанию тоже считаются одарёнными, и если в том мире опасно для одарённых, значит, и вампирам тоже. Если только они сами не обеспечивают эту опасность.
И для суккуба отправить императрицу Ланабет в мир своих сообщников логично, потому что необходимо было сохранить жизнь избранной императора, чтобы он не нашёл себе новую.
Из десятков признанных и непризнанных миров именно Киндеон теперь выглядел самым вероятным местом обитания Неспящих.
— Что с этим собираются делать? — спросила я и прямо посмотрела на Дариона.
Он, наконец, снова посмотрел на меня. Вздохнул:
— Ланабет настаивает на боевой операции. Карит против. Считает, что Неспящих трогать не стоит, пока они сидят там и не лезут сюда. Он не хочет войны с ними. Но Ланабет упряма. Она пятнадцать лет жила в том мире, он стал ей родным. Ланабет слишком остро воспринимает ситуацию там и не отступит. Разведывательную операцию она уже продавила, тут у Карита просто не было шансов. В предварительном составе драконы правящих родов, маги стихийники и менталисты.
Менталисты — сразу чувствуется, Элор к этому делу лапу не прикладывал даже отдалённо.
— Я хочу быть в составе этой группы.
— От меня ничего не зависит, — Дарион говорил правду. — Этим занимаются Ланабет и император.
— Попроси её включить меня в группу, — попросила я и поморщилась: она, скорее всего, согласится из солидарности, но такое её заступничество будет выглядеть подозрительно, потому что помогать с местью именно Халэнну у Ланабет причин нет, формально мы с ней практически не общались. — Нет, не надо.
Если Элор не согласится, придётся просить напрямую у императора. Думаю, император согласится, чтобы скорее от меня избавиться. Есть хоть что-то полезное в его неприязни ко мне.
* * *
Тишина башни Элора не предвещала никаких неожиданностей. Я поднималась по ступеням, лениво поглядывая в распахнутые двери гостиных на то, как растекается по ним сияние рассвета, преображая дорогую мебель, шёлк обоев и узоры теней.
С Дарионом мы поговорили неожиданно… мило. Он извинился за то, что молчал об истинных причинах своего ухода и о Заранее, ведь я могла случайно выдать его. Я от всей души признала его правоту и посетовала на собственную недогадливость, ведь Дарион намекал, давал мне книги по древней истории и археологии с подсказками о существовании другой цивилизации, как теперь понятно — демонов.
Я расспросила о том, каково ему возвращаться к прежним обязанностям, и не скучает ли он по Академии драконов и своим обязанностям наставника. На что Дарион напомнил мне о гвардейцах Валерии, занятия с которыми заменили ему привычные уроки. И, конечно, ему было тяжело и непривычно возвращаться к прежним обязанностям, особенно в такой смутный и богатый на потрясения период. Но в целом Дарион был рад и чувствовал себя на своём месте.
И скучал по мне.
Я чувствовала это в его взглядах, интонациях, улавливала по недомолвкам, хотя Дарион старался держать дистанцию, ничем не намекать на то, что ушло и больше никогда не вернётся.
Он даже проявил деликатность и не спросил, каково мне быть избранной Элора, прятаться, и что я собираюсь с этим делать. И… кажется, меня эта деликатность огорчила. Словно он уходил из моей жизни не только как любовник, но и как друг. Он ведь был моим другом?
Размышляя, я поднималась всё выше по ступеням… и чуть не споткнулась о ноги Элора. В темноте и тишине он сидел под моей дверью. Узнала я его по смеси запаха корицы и раскалённого металла. Подняв руку, я выпустила из пальцев маленькую светящуюся сферу. Сияние отразилось в потемневших золотых глазах, заиграло на огненно-рыжих кудрях и золотом шитье мундира.
Выглядел Элор не слишком довольным. Мрачным я бы сказала.
Я ещё надеялась обойтись без участия императора и уговорить Элора отправить меня в Киндеон с группой Ланабет, но сейчас, глядя на то, как он устроился под моей дверью, словно под дверью сокровищницы, по его взгляду обиженного собственника поняла, что говорить с ним о рискованной для меня операции бесполезно. Не сейчас, когда его инстинкты слишком обострились.
— Доброе утро, — поприветствовала я, а пока Элор выдерживал суровую паузу, перескочила через его ноги в открывшуюся дверь своей комнаты и захлопнула створку.
Глава 57
На стук я, разумеется, не открыла. Не видела смысла спорить с драконьей упёртостью — это самая упёртая упёртость в мире, ею можно скалы пробивать, не то что моё отнюдь не бесконечное терпение.
Элор не сдавался: снова воспользовался нечёткостью формулировки нашей договорённости и открыл дверь. Хорошо хоть слово держал и порог не переступал, маячил на грани.
— Халэнн. — В голосе его была не просьба, а осуждение. — Ты бы на моём месте поступил так же!
С этим не поспоришь, но ведь я не на его месте, а на своём, и речь идёт о смысле моей жизни!
— Халэнн, я просто забочусь о тебе…
Демонстративно не глядя на Элора, я стянула с кровати меховое покрывало, подушки и ушла в ванную комнату. Постелила себе в ванне и легла.
Элор больше не кричал, не зазывал, не пытался вывести на разговор — похоже, решил дать мне отдохнуть. Возможно, надеялся, что я, поспав, буду сговорчивее и благоразумнее.
Я не собиралась становиться сговорчивее хотя бы потому, что Элор не знает всех обстоятельств дела, поэтому не может судить здраво. И ещё потому, что я не вижу иных путей моей жизни. Не представляю, что делать помимо охоты на Неспящих, особенно теперь, когда мои возможности продолжить род Сирин из-за избранности с Элором стали почти призрачными.
