Книга Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

Таким составом и вышли из Оренктона для проверки наихудшего из возможных вариантов: проникновение сил Министерства. Однако всё оказалось куда хуже, чем мог бы представить обыкновенный житель Вентрааль. Произошедшее там не поддавалось (в полной мере) какому-либо описанию — все попытки оставляли стойкое ощущение недосказанности или же вообще пускали по языку послевкусие дурной шутки. Назвать Долиум местом, где нечто ужасное провело свой праздничный танец, нарушавший обычный порядок вещей, это как назвать смерть временным недугом, преодолеть который поможет кружка травяного чая. По прибытии стали свидетелями уродливой трансформации. Эта трансформация, одними лишь мыслями о себе, размывала границы привычной обыденности, разбрасывала, выворачивала наизнанку все человеческие представление о возможном и невозможном.

Долиум был переварен как недавняя трапеза людоеда. Студенистые останки жителей застилали собой багровую землю. Дома едва заметно пульсировали, словно дышали, а из стен торчали изуродованные руки да ноги. Будь таких конечностей больше — постройки смогли бы медленно, но всё же отправиться в пешее путешествие. Когда Бенард оказался в центре «торжества жестокого издевательства над жизнью», то незамедлительно раскрыл название того что видит. Это был «Сад», в котором взращивали страх и отчаяние невиданных ранее сортов. Белпер впервые увидел своими глазами источник тревожных слухово мучильнях, где Садисты-садовники с чудовищной заботливостью выжидают созревания того, что нельзя описать, а можно лишь почувствовать. О таких бойнях рассказывали разведчики, что возвращались из дальних окраин Денрифа, откуда брала своё начало история о Левранде, который некогда освободил людей из лап Дома Болинтирг. К тому же были вести и из другой провинции государства Вентраль — граф Фалконет сообщал об обнаружении такого же Сада на своих землях. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что Конхирст избавили от Бойни довольно быстро, опустошили гнойник, а затем прижгли. Говорят, тогда огонь был виден издалека, а плачь насаженных на пики садистов снился чуть ли не каждому десятому серекардцу. Разумеется, благодаря суеверным обитателям трактиров, к таким центрам сосредоточения жестокости, к таким Садам, приплетали и ту самую сущность из обратной башни Сиринкс; Хор в окружении чёрных многоглазых птиц жадно собирал урожай, не щадя самих Садистов. Слюнявые выпивохи, вернее — в меру выпивающие культурные господа не знали зачем, для чего, как и во имя кого творится подобное. Все предложенные версии всё больше искажались с ростом количества языков, что их произнесли, и ушей, что их услышали. Неостановимо растущий ком даже обзавёлся своим ядром, которое изобличало стоящую на заднем плане сущность. Бтийсуво — забытый бог лишения жизни. Вот к чему приводит выворачивание всего наизнанку. Но как бы то ни было, кое в чём Бенард убедился наверняка: здоровенные уродливые «садоводы» в своих чудовищных действиях давно перешагнули зверство, и голодный волк, разрывающий ещё живую добычу, казался верхушкой милосердия по сравнению с ними.

Бой в Долиуме вынуждал выходить за пределы опыта, принуждал балансировать на ржавом лезвии между жизнью и смертью, между здравомыслием и полным безумием. Всем было невообразимо тяжело, всем кроме Грегора и Полурукого Тайлера, они будто оказались в родной стихии, подобно парящим в небесном просторе хищным птицам. Неумолимо летали от одного врага к другому и лишали тех бренности бытия. Однако вермунды заметили, что их Волчий брат несколько изменился, его манера сражаться отличалась от той, что видели во время смертоворота внутри библиотеки. Грегор стал слабее, стал неуверенным, почти робким, будто юнец, который пытается пригласить даму на танец.

Когда побоище закончилось — было принято единственно верное решение. Бенард прислушался ко всем своим чувствам, требующим сжечь рассадник кошмарного, а другие немногочисленные выжившие присоединились к нему. Их объединило общее стремление не позволить кому-то увидеть это некогда цветущее и пахнущее спелыми ягодами место. Нельзя было допустить глазам людей оставить на себе клеймо произошедшего в Долиуме; нельзя было допустить превращения страшных сплетен в осязаемую реальность. Тогда разломали бочки с маслом и вооружились факелами. Пальцы огня брезгливо смели всё под ковёр забвения, и шёпот событий утонул в громком, трескучем плаче горения.

Все уцелевшие вернулись в Оренктон, собрались в резиденции перед Бургомистром. Рэмтор встретил их с ледяной улыбкой, скрывающей под собой бурную реку подлинных чувств. Выслушал все подробности произошедшего — с пониманием того, с чем они столкнулись, сказал: «Слишком много смертей. Даже в уплату победы. Есть смерти необходимые… А это… у меня язык не повернётся назвать необходимым. Моё сердце, как и ваши, обливается кровью… и слова тут бессильны. Но всё же, скажу… спасибо, что нашли в себе силы выжить и вернуться». Шестипалый щёлкнул челюстью, замолчал на мгновения в знак скорби по мёртвым. После символического ритуала тишины, посмотрел на гвардейцев и, приняв решение, открыл секрет: «Позволю себе рассказать вам об одной далёкой смерти, она наверняка порадует вас и, надеюсь, поддержит вашу веру в то, что всё было не зря. Вы услышите это раньше остальных… Ночью я получил надёжное сообщение. Нет причин сомневаться в нём. Готовы? Верховный Министр Наместник Садоник был убит в собственных покоях». Затем Рэмтор отпустил всех и приказал отдыхать столько времени, сколько необходимо. Уходя, они услышали тихий голос: «Надеюсь, Рамдверт и Вальдр правы, и это спасёт нас всех…».

Уйдя с улицы Вель, Бенард достал из кармана скомканный клочок бумаги, на нём косыми линиями написано: «Старушке совсем худо». Пытаясь понять какой указан адрес, несколько раз отводил взгляд в сторону и каждый раз возвращал его обратно, надеясь, что написанное стало понятнее. Разобравшись куда идти, повторил своим взглядом движение часовой стрелки: провёл по кругу, только в обратном направлении. Бернард был из тех, кто несколько раз посмотрит на дверную задвижку, чтобы убедиться в том, что дверь закрыта. По крайней мере, эта недоверчивость к самому себе обострилась с недавних пор.

Проходя по дороге, которая вела в отделённую от города портовую часть, Бернард наблюдал за суетой, забурлившей в Оренктоне. Бургомистр буквально только что объявил на площади о смерти Садоника, и люди начали носиться от одного дома к другому. Никто не остаться в неведении. Любая болезнь позавидовала бы скорости распространения этой новости. Торговцы, хитро улыбаясь, старательно затирали цены своих товаров и указывали новые, которые были по неловкой случайности значительно выше. Старый цирюльник с большим цилиндром на голове вытер ладонь об тряпку на плече и вышел на порог. Начал громко выкрикивать: «Ваша борода — это бурда. А усы