совсем не похожий на себя. Вран не знает, сколько крови впитала эта земля за весь этот срок — и кровь эта была не волчья, а человеческая. Люди не остались на месте, в отличие от Врана, так и застывшего, как комар в смоле, в своих давних мечтах и надеждах. В своём страхе перед тем, в чём он так и не смог признаться Бае — и в странном желании что-то этому страху доказать.
Вран стоит перед ней, старше на двенадцать лет, не лукавый юнец, а зрелый мужчина — но Бая не может перестать видеть запутавшегося, хитрящего, уводящего разговор в сторону, но такого привычного Врана с Белых болот. Бая никогда не умела на него сердиться. Никогда не умела ставить его на место, приказывать: немедленно скажи, что ты от меня скрываешь! Это всегда казалось ей таким… глупым. Конечно, он ничего не скажет. Это же Вран.
Вран, которого она сама выбрала когда-то, прекрасно зная, как это может отразиться на её судьбе.
— Это не твой цвет, Вран, — просто говорит Бая, разжимая пальцы. — Если ты хотел показать им, что ты не боишься Хозяина, то просчитался.
— Почему это? — спрашивает Вран.
Наконец-то — без лишнего словоблудия. Наконец-то — с искренним любопытством.
— Потому что для этого нужно просто зайти в лес одному, — пожимает плечами Бая, опускаясь на землю и скрещивая ноги. — Как у тебя с этим, кстати? Есть успехи?
— Да нет, кр… Бая, — отвечает Вран. Колеблется мгновение — и садится рядом с ней. — Скажем так… я был немного занят. Тяготы главы племени, всё в этом духе. Тебе ли не знать?
— Главы племени? — хмыкает Бая. — Может, ты хотел сказать, старейшины?
Вран усмехается, глядя куда-то вдаль.
— Да нет, Бая, — повторяет он. — Главы племени. Видишь ли…
И замолкает.
Бая улавливает лёгкую тень, пробежавшую по его лицу — Бая улавливает, как рассеянность его взгляда исчезает вмиг, а глаза устремляются в одну точку. Для Баи — просто в воздух.
— Вижу ли?.. — подгоняет она его.
Вран вздрагивает.
— …видишь ли, довольно трудно выбрать старейшин среди тех, кто выбирает правый сапог на левую ногу, — заканчивает он. Морщится — словно услышав чьи-то нелестные слова. — Нет, я не говорю, что всё так уж плохо, но…
— Это ведь не Хозяин, верно? — задумчиво перебивает его Бая.
И кивает на воздух, который на самом деле не воздух.
— О ком…
— Вран.
— Нет, — качает Вран головой. — Не Хозяин.
— Ясно.
Бая подпирает голову рукой.
«Ты сказала ему убираться с нашей земли?»
«Что он не должен даже пытаться лезть к людям из своей бывшей деревни?»
Сивер, Сивер… Возможно, будь ты здесь, из этого разговора вышло бы больше толка. Как может Бая выгнать с этой земли того, кто на ней родился?
— Жаль, — говорит она. — Знаешь, жаль, что это не Хозяин. Я бы не отказалась поговорить с ним — пусть даже через посредника. Раз уж наши сны не посещают предки, я бы спросила Хозяина напрямую: в чём дело? Как ты думаешь, твой собеседник сможет передать ему мой вопрос?
Вран косится на неё. Слегка напряжённо — не бойся, Вран из Сухолесья. Даже если ты соврёшь снова, ничего не случится. Как и не случалось раньше.
По крайней мере, когда ты врал Бае.
— Вопрос? — осторожно переспрашивает он.
— Да, вопрос. Только один вопрос: почему волчата нашего племени рождаются людьми?
— Чт…
Вран смотрит в сторону. На Баю. Снова — в сторону. Глаза Врана мечутся, болезненно сужаются, Врану как будто хочется заткнуть уши — а потом Вран и вовсе дёргается, отшатываясь от этого невидимого нечто.
Нечто явно что-то говорит ему. Возможно, толкает его в грудь, или встряхивает за плечи, или даже даёт пощёчину — Вран вскакивает на ноги, делая несколько шагов назад.
Бая помнит — раньше это было не так. Не так явственно. Раньше Вран мог хоть как-то сдерживать себя — либо нечто окрепло за это время, либо не желает больше сдерживаться само.
— Все волчата, рождённые после ухода предков… не волчата, — пожимает плечами Бая, продолжая сидеть на месте и смотреть на Врана снизу вверх. — Почему-то — только в нашем племени. Я не виню ни предков, ни Хозяина, ни кого-либо ещё, кто стал причиной этого — я просто хочу знать, почему. Никто из двоедушников не смог дать мне ответа — хотя я вижу, что они знают. Но молчат русалки и упыри, молчат водяные и болибошки. Молчала и моя мать, хотя она тоже знала — и унесла эту тайну с собой в вечный лес. Порой очень грустно жить в неведении среди тех, кто ведает. Может, ты поможешь мне?
— Не издевайся надо мной, — вдруг хрипло говорит Вран. — Пожалуйста, Бая. Хотя бы ты.
— Я не…
Вран резко закрывает глаза. Лицо Врана искажается так, что едут по нему все застарелые рубцы, оказываясь совсем не там, где обычно, — и руки Врана действительно вскидываются к ушам, и в этот миг Бая понимает: она не может на это спокойно смотреть.
Бая быстро поднимается с земли. Делает к Врану широкий шаг — и одним движением срывает с себя пояс, набрасывая на него.
— Уходи, — говорит Бая разбушевавшемуся воздуху. — Что тут водится — то по мои души приходится, а кому свою защиту даю — от того любую беду отвожу.
Бае кажется, что воздух дрожит.
Бае кажется, что она видит в нём… что-то. Даже не тень — намёк на тень. Бае кажется, что она узнаёт эту тень, тень щекочет её странным, давним, но очень ярким воспоминанием — и растворяется прежде, чем Бая успевает это воспоминание поймать.
Вран выдыхает ей в лицо, открывая глаза.
Смотрит на пояс, обхватывающий его живот. Единственный — старого на Вране всё-таки нет. Возможно, Вран не носит с собой и нож. Зачем нож тому, кто ненавидит обращаться в волка?
— Да, — говорит Вран вдруг, слабо усмехаясь. — Возможно, твоя защита лучше моей, Бая с Белых болот. Слегка.
И он всё-таки добивается этого — Бая смеётся.
Бая смеётся ему в лицо, Бая даже не пытается сдержать этот смех — слишком уж неожиданно и одновременно ожидаемо то, что сказал ей Вран. Вран тоже улыбается — довольно-довольно. Даже самодовольно. Самодовольство расцветает на его лице, мгновение назад искажённом истязаниями его неведомого спутника — но разве Вран умеет иначе?
Бая думает, как всё это глупо.
Бая думает, как всё это знакомо.
Бая думает: вот бы так продолжалось и дальше.
— Волчата, которые не волчата, — осторожно спрашивает Вран, всё так же улыбаясь —
