он презирал, другие просто обходил стороной. Он привык к серым, отвратительным краскам эмоций, с которыми на него смотрело большинство. Самое удивительное то, что он чувствовал себя комфортно в подобной среде отвращения, и никак не ожидал следующего. Никто никогда не смотрел на него так, с таким выражением, и с таким взглядом. Ему по началу не удалось понять, чего же она хочет, о чём же просит практически убившего его человека. Обреченная мать потянула когтистую лапу, только ни к горлу и ни сердцу человека. Она едва коснулась кобуры, где покоился револьвер.
В этот момент Балдур увидел в ней не зверя, даже не опасность. Перед ним была скорбящая женщина, что устала держаться за свою жизнь. Она больше не могла злиться, больше не могла кричать. Её тело постепенно умирало, как и её душа, что обливалась кровью о мысли потери. Она молила лишь об одном. Быстрой смерти, благословленного избавления от мук. Тот, кого она ненавидела всеми фибрами души и пыталась как можно изобретательнее убить, возможно станет её спасителем. Дарителем блаженной бесконечности.
Балдур сделал шаг назад, и положив руку на рукоятку револьвера покачал головой. Мать, широко раздвинув ноздри набрала воздух и душераздирающе закричала. Закричала так, как не кричала никогда. Её единственный живой глаз, подёргивался и слезился от усталости и горя. Она молила всего об одном, об одном выстреле который наконец избавит её от жизни, в то, что нет её дитя.
Человек. Может ли он в действительно решать судьбу других существ? Быть настолько хладнокровным, чтобы сперва истощить, а затем смотреть как умирает его «жертва»? Сможет ли он потом оправдаться перед богами, забыть этот взгляд и этот крик? Балдур возненавидел себя, и главное то, что он чувствовал. Ведь ему нравился азарт, он был в экстазе, когда увидел радужный цвет эфира. Это ли истинный баланс Лика? Мать, что хотела лишь увидеть первые шаги своего ребенка, должна умереть вместо кого? Прокаженного сборщика? Дефективного создания? Ошибки богов? В праве ли он подарить ей смерть? В праве ли он дарить что-либо?
Балдур упал на колени и посмотрел на неё. Он думал о Сырнике, и внезапно все его инстинкты притихли, он не боялся умереть. Человек, существо полное противоречий и глупости. Если она найдет в себе силы для последнего удара, значит на то воля богов. Стервятник положил руку на её чешуйчатую голову, и взглянув вглубь, беззвучно прошептал.
«Видят боги, я не принёс вреда твоему дитя, великая мать, я принёс его тебе. Я прошу простить меня, перед ликами всевышних. Я буду вечно скорбеть о твоём потерянном дитя и никогда не забуду того, чего сделал сегодня. Прости, но я не выполню твою просьбу, просто потому что не смогу, и не кому не дам этого сделать. Пережитое тобой, никогда не сделает тебя прежней, как и меня. Этот день, будет чёрным, тёмным и омраченным обоюдной потерей, великая мать. Всё что я могу сделать, это вернуть тебе силы, и дать совершить божественный суд. Прости меня. Прости меня, великая мать. Тот, кто это сделал, понесет заслуженную кару, в этом моё тебе обещание. Если я останусь жив, то не успокоюсь пока не найду его, и не совершу с ним то, что он сделал с твоим дитя. Ежели решишь иначе, то увидев тебя в Нави, надеюсь, возьмешь в свой Род»
Балдур достал радужный кристалл и поднёс ко рту аспида. Почуяв свой дух, богатый, сильный, и манящий, она потянулась, а затем внезапно остановилась.
— Ты должна жить. Должна, — сквозь боль прошептал Стервятник.
Она посмотрела на него вновь и закрыла единственный глаз. Балдур положил на её вывалившейся язык кристалл и добавил те, что остались от иглопузов. Первыми зашевелились крылья, а затем она резко открыла оба глаза, и угрожающе зарычала. Он так и сидел на месте.
Она вскочила на обе лапы и отпрыгнула назад, оглядываясь по сторонам. Казни в тот день так и не произошло, боги решили пощадить и Балдура, и скорбящую женщину. Перед тем как взмахнуть израненными крыльями и отправиться к небесам, она бросила последний взгляд на человека, лишь тогда он понял, что это значило.
Никто и никогда не смотрел так на него. Ни Сырник, ни Дэйна, ни Ярик и даже Мира. Это был взгляд любящей матери. Матери, которой у него не было никогда.
Глава 33
33
— Извини, мудрейший, но я вынужден отказать, — раздался басистый голос по огромному приемному залу.
Ратомир, уже привыкший видеть на соседнем троне свою уже не невесту, а жену, безвыходно покачал головой. За весь разговор он так и не сменил серьезной гримасы на лице. Солнцеликий бросил короткий взгляд на озадаченную женщину, что редко вмешивалась в беседу, и продолжил:
— Ты знаешь меня, странник. Пришел бы за помощью в другой день, я бы все свои дружины послал, но не сейчас. Сейчас не могу. Над нашими границами возникла угроза куда больше серьезная, чем та, о которой ты ведешь свой рассказ.
Старик молча поклонился.
Ратомир прикусил нижнюю губу:
— Что-то я всё же смогу сделать. Моя дорогая жена Елена напишет весточку своему отцу, он если согласится, то переведет часть своего Меджьего резерва к юго-восточным границам. Большего не могу обещать. Извини.
Старик склонился в пояс:
— Да хранят тебя боги, Ратомир Солнцеликий, о великий и благородный князь. Да целуют они темечко детей твоих. Да окутают дом твой защитой и благословлением.
Солнцеликий кивнул в ответ:
— Куда теперь путь держать станешь? Обратно во леса? Отшельничать?
— На север, государь. К аностам подамся, ответы искать, если боги позволят, — старик произнес эти слова, не отрывая взгляда от правителя, что было дурным тоном.
— Не останешься? — вопросил князь, заранее зная ответ отшельника.
— Нет, государь, — Ответил тот, и для верности еще раз поклонился.
— Ну как знаешь, — Решил не настаивать Солнцеликий, и согласно взмахнул рукой. — Не забывай только, здесь тебе всегда рады. В Красограде каждая собака знает имя твоё, и что ты сделал в свое время для моего отца. Пока я жив, и род мой правит, это не изменится.
— Спасибо, государь на слове добром, — старик поблагодарил, придерживая длинную и седую бороду. — Пойду я тогда, если вы не против, государь.
— Ступай, странник. Только не
