рабочего в Японии составляла около 75 иен, аренда квартиры в Токио обходилась в сумму не менее 300 иен, и, похоже, руководство советской разведки не задумывалось о том, что отсутствие 600 иен в месяц (суммы, равной цене съема хорошей квартиры) может стоить жизни бойцам Красной армии.
Что же касается отзыва на родину, который с радостью готов был принять Зорге, то полковник Попов, распоряжавшийся тогда в японском отделении, дал команду: «Указать “Р”, что сейчас думать об отзыве не приходится. В такой обстановке хотя бы сколько-нибудь уважающий себя член партии и разведчик не может ставить так вопрос…», а меньше чем через месяц «Рамзай» оказался шокирован очередным пересмотром результатов своей работы, получив от того же Попова записочку: «Вашей работой за последние 3 месяца удовлетворен. Привет от жены. Здорова»[536].
В конце апреля, когда его впервые увидел воочию в аэропорту Ханэда Михаил Иванов, Зорге написал и отправил в Москву с «тяжелой почтой», то есть через курьера, большое письмо, в котором снова говорил о деньгах и проблемах работы резидентуры. Оно настолько всеобъемлюще по охвату тем, местами деловито, иногда назидательно по отношению к московскому руководству, а местами даже лирично, что есть смысл привести его здесь почти полностью: «…Когда мы получили Ваши указания о сокращении наших расходов наполовину, мы восприняли их как своего рода меру наказания. Вы уже, вероятно, получили нашу подробную телеграмму, где мы пытались доказать, что это сокращение вдвое, без предоставления нам возможностей расходовать суммы на экстраординарные потребности, равносильно просто уничтожению нашего аппарата…
Джо и я сам, т. е. двое из четырех, представляющих ядро нашего аппарата, добывают материал сами лично без специальных на то затрат… Фриц и Жиголо (совместно с его прежней женой) являются технически-организационными исполнителями нашего аппарата. Фриц – в области воздуха, а Жиголо и его прежняя жена – в области фоторабот и мастерских для воздуха (то есть квартир для выхода в эфир. – А. К.) и фоторабот.
Если Вы посмотрите наши отчеты, то Вы заметите, что большая часть нашего аппаратного бюджета расходуется на поддержание жизни этих четырех людей…
Второй важной статьей расходов является содержание нашего технического аппарата, т. е. гарантирование воздушной и фотоработы… и здесь сокращение наших расходов едва ли возможно, наоборот, было бы весьма желательно еще более увеличить количество наших мастерских, чтобы при увеличивающихся трудностях иметь большее количество различных рабочих мест (так иносказательно описывалась нужда в радистах и замене Клаузена. – А. К.).
Расходы, падающие на долю связников вне нашего ядра… в лучшем случае составляют 25–30 % нашего бюджета. Резюмируя, приходим еще раз к выводу, что сокращение нашего бюджета наполовину… представляет собой уничтожение нашего маленького ядра, а не меру экономии…
Кроме того, Вы должны всегда учитывать чрезвычайные расходы. Здесь в стране мы не можем достать ни ламп, ни пленки, ни даже материала для одежды. Нам приходится выписывать много материалов из-за границы на валюту. Кроме всего, после столь длительного пребывания в этой стране и климате, наше здоровье уже не на той высоте, что прежде. Если Вы просмотрите наши отчеты за последние три года, то Вы заметите, что наши расходы в связи с болезнями, и большей частью весьма тяжелыми, значительно возросли. В том случае, если Вы и в дальнейшем нуждаетесь в нашей работе здесь в стране, то мы хотим Вас попросить оказать нам доверие с тем, чтобы мы сами провели сокращение наших расходов так, чтобы от этого не пострадала наша работоспособность. Как уже сказано, мы считаем минимум 3200.
К сожалению, мы должны обратить Ваше внимание на новую трудность в нашей работе, которая скажется с наибольшей полнотой только в этом году.
Как Вы уже, вероятно, знаете по нашим старым докладам, большая часть материалов исходит от меня, которые мне удается собрать в рабочих местах германского посла, ВАТ и морск. ВАТ.
Я просто забирался с машинкой (фотоаппаратом. – А. К.) в кармане в одно из помещений этих чиновников, кося одним глазом в сторону двери и прислушиваясь одним ухом к каждому шороху, я щелкал своим аппаратиком. Вы можете себе представить, что это была очень тяжелая, очень опасная и скользкая работа, ставшая сейчас еще более тяжелой. Ибо в течение последних трех лет учреждения германского посольства настолько расширились и появилось такое количество новых людей, что буквально не найти ни одного свободного местечка.
При этих условиях совершенно исключена какая бы то ни было возможность фотографировать весь тот материал, который еще и сейчас мне удается получить для прочтения. За все эти годы мне удавалось, несмотря на существенную смену аппарата учреждений, сохранять свое положение человека, пользующегося доверием. Сейчас мне также удается читать почти столько материала, как и прежде, а может быть, и больше. Частично, верно, эти материалы ухудшились по качеству. Но, к сожалению, в большинстве случаев я не могу более их так фотографировать, как выше было описано… Недостаток территории лишает меня возможности не только читать документы, но, тем более, их фотографировать…
Вы должны понимать, что материал и документы, которые мне разрешают читать, я не могу при существующих условиях ни в коем случае выносить за пределы данного учреждения, т. е. брать их на дом или на конспиративную квартиру… Этому мешает суровая секретность и предосторожности против шпионажа туземных шпионов, царящие в вышеназванных учреждениях. Следовательно, это еще одна новая трудность, которую с большим трудом сможет преодолеть такой старый грешник и практик, кипящий не в первом котле, как Ваш покорный слуга.
Наконец, еще одна все более усложняющаяся проблема. Я живу здесь беспрерывно более шести лет. До этого я был здесь еще в течение двух лет и возвращался в Центр только на 26 недель. Все чаще руководящие личности обращаются ко мне с вопросом, почему я не желаю хоть на короткое время проехаться в отпуск в Германию, чтобы посмотреть на месте ситуацию и прочее.
Второй вопрос, с которым ко мне то и дело обращаются, – это почему я отвергаю предложения газеты, на которую я работаю. Почему я не заключаю с ней твердого контракта. Или почему я отказываюсь от неоднократных предложений Посла получить на время войны постоянную работу. Причины, по которым я не еду в Германию, вызовут с их стороны подозрения… Все это представляет определенную опасность, учитывая мое старое прошлое. Но еще важнее тот факт, что если я свяжу себя контрактом с газетой или с какой-нибудь другой работой, то будет еще труднее закончить работу здесь, чтобы наконец уехать к Вам домой, в Центр и остаться там навсегда… Пока мне удается отклонять вопросы под предлогом, что я хочу дождаться конца войны или, по крайней
