— Она и вправду красива. Как ты назовешь ее?
— Я… я пока еще не решила, — тихо ответила Элиза, опуская глаза. Как она могла дать ребенку имя, не посоветовавшись с Брайаном?
— Это следует решить как можно скорее. Думаю, ты захочешь окрестить ее по христианскому обычаю. Завтра приедет священник.
Элиза кивнула, прижимая к себе ребенка.
— Ленора, — вдруг произнесла она и добавила: — В честь королевы.
— А, да — Элеоноры Аквитанской. Королевы Франции, затем Англии. Еще до моего рождения она бывала здесь вместе со старым французским королем, но легенды о ней живут до сих пор. Хорошо, что ты выбрала дочери это имя.
Но Ленору, названную в честь королевы, эти слова не убедили. Она продолжала хныкать, несмотря на старания матери успокоить ее.
— Она голодна, — заметил Джалахар.
Элизе не хотелось кормить ребенка у него на глазах, но Джалахар был неумолим, и Элиза поняла: несмотря на то что он никогда не причинит ей вреда, он не покинет комнату.
Опустив глаза, она распахнула ворот рубашки и приложила ребенка к груди. Джалахар молча наблюдал за ней, его лицо было мрачным. Элиза не отрывала глаз от золотистой головки ребенка. Не обращая внимания на Джалахара, она поцеловала эту головку и прижалась к ней щекой, ощущая новый прилив любви.
— Хотел бы я знать, — наконец проговорил Джалахар, — будешь ли ты так же нежно любить нашего ребенка?
Тревога заставила Элизу на время забыть обо всем. Она вскинула голову и обнаружила, что темные глаза Джалахара налились пугающей решимостью.
— Брайан уже собирает войско, — прошептала она.
— Да, я слышал об этом. Но стены Музхара неприступны.
— Это не остановит его…
— Может быть. Я уже говорил, что нам с ним придется сразиться. Но твое время бежит, как крупинки в песочных часах.
Элиза с трудом глотнула.
— Ты говорил, что никогда не станешь… принуждать меня.
— Разве это понадобится? — тихо спросил он, склоняясь к ней. Он отвел волосы со лба Элизы и провел ладонью по ее щеке, стараясь не задеть ребенка, жадно припавшего к груди. — Разве ты не захочешь отплатить мне за заботу?
Элиза затаила дыхание, сдерживая слезы от его ласки и пугаясь страстного желания в его голосе.
— Я люблю Брайана, — тихо произнесла она, крепко прижимая к себе дочь Брайана, как последнее, что ей осталось.
Джалахар печально улыбнулся.
— Я слишком долго ждал, — произнес он и поднялся. — Твое время еще не истекло: Азфат говорит, что до нового полнолуния к тебе нельзя прикасаться.
Элиза задрожала. Месяц — как долго и как мало! Она провела во дворце уже семь месяцев, каждый день ожидая, что появится Брайан…
Джалахар прервал ее мысли:
— Английский король болен, Элиза. Львиное Сердце воюет, не вставая с ложа. Он удерживает приморские города, но никогда не захватит Иерусалим. Вряд ли ему удастся взять этот дворец. Но и мы никогда не победим Львиное Сердце. Советники — и наши, и его, мудрые воины настаивают, что пора заключить перемирие. Твой муж — достойный противник, великий и храбрый рыцарь, но и ему не захватить такую крепость, как мой дворец. Тебе пора решать, хочешь ли ты оставить ребенка у себя или отошлешь его к отцу. Поскольку у тебя родилась дочь, а не сын, вероятно, Стед не будет против, если ты оставишь ее здесь. Наследниками могут быть только сыновья.
— Но я унаследовала владения своего отца! — возразила Элиза.
Джалахар пожал плечами:
— Тогда, вероятно, ты отдашь ребенка ему. Ты должна как можно скорее принять решение.
Он вышел из комнаты, прежде чем она смогла ответить. Элиза взглянула на свою крошечную дочь, которая уже заснула, прижимаясь головкой к ее груди. Ребенок тихо вздохнул и сжал кулачок. Элиза ощущала легкое дыхание девочки, тепло ее тельца, доверчивое прикосновение.
— Я не могу расстаться с тобой! — прошептала она. — Никогда… я слишком люблю тебя. Ты — все, что осталось мне от Брайана…
Она прикрыла глаза. Блаженство рождения ребенка ушло, муки вспыхнули с новой силой.
Джалахар никогда не лгал ей. По-видимому, Ричард и в самом деле болен, и болезнь удерживает его от боя. Христиане ведут долгую и бесплодную войну, наверняка они уже тоскуют по родине.
Что же будет дальше? Не может же Брайан штурмовать дворец в одиночку!
Время… время истекает.
— Элиза, иди сюда!
Положив Ленору в искусно сплетенную корзинку, подаренную Сатимой, Элиза поспешила к окну, возле которого стояла Гвинет. С высоты башни они могли заглянуть за стены дворца.
Прошло всего несколько дней после рождения Леноры, когда неподалеку от дворца рыцари разбили лагерь. В это утро суматоха в лагере усилилась. За ночь по пескам в лагерь притащили огромную метательную машину и таран на колесах. Казалось, шатры простираются на всю пустыню.
— Брайан готовится штурмовать дворец! — воскликнула Гвинет.
Элиза не знала, что она чувствует — облегчение или ужас. Каждый день после рождения Леноры был для нее пыткой. Джалахар принес в ее комнату песочные часы, и Элиза часто смотрела, как сыплются в них песчинки. Каждый день она наблюдала, как крестоносцы захватывают подступы к дворцу. Джалахар появлялся у нее нечасто, но как-то рассказал, что его отряд обошел лагерь крестоносцев, чтобы напасть на них с тыла. Гвинет говорила, что Джалахар сам возглавил свой отряд, вероятно, в поисках Брайана. Но они еще не успели сразиться.
Сколько же людей погибло? Этот вопрос причинял Элизе нестерпимую боль.
И теперь истекали ее последние дни…
— Как думаешь, когда они станут наступать? — тревожно спросила Элиза у Гвинет.
— Не знаю, — пробормотала Гвинет, — но думаю, скоро.
— Но когда?
Гвинет всмотрелась в лицо Элизы, замечая морщины на лбу.
— Понятно… — наконец проговорила Гвинет и вздохнула. — Элиза, не теряй голову. Тебе незачем так бояться.
Элиза вспыхнула от гнева.
— Ты ведешь себя слишком беспечно! Ты ничего не понимаешь: все изменилось…
Смех Гвинет прервал ее, и Элиза яростно уставилась на подругу.
— А чего боишься ты — Джалахара или самой себя? Элиза, он может быть отличным возлюбленным, многие женщины дорого бы заплатили, лишь бы остаться с таким мужчиной. Если он решит прийти к тебе, ты не умрешь, с тобой ничего не случится. У тебя нет выхода…
— Гвинет!
— Я совсем не глупа, Элиза, — со вздохом ответила Гвинет. — Джалахар проявляет поразительное терпение для мужчины. Он мог бы забыть о том, что ты ждешь ребенка, мог овладеть тобой в любую минуту, как только пожелал бы. Он мог приказать убить твоего ребенка, мог отнять его сразу после рождения. Этот человек до безумия влюблен в тебя; но даже будучи влюбленным, он остается мужчиной. Он способен умереть ради тебя. Но, думаю, если ему придется умирать, он прежде захочет вознаградить себя за терпение. По-моему, его терпение вскоре лопнет. А ты или станешь противиться ему и навлечешь на себя беду, или же примешь его и испытаешь неземное наслаждение.
