Кортес формально присягнул Хуане, тут же официально признал ее невменяемой, и регентом стал Фердинанд..
Он не сразу осознал, как огромна его потеря и какая необъятная часть его жизни обрушилась — как дом вместе с оползнем обрушивается с края обрыва. И тоска становилась все сильнее.
Тогда и сделал он роковую ошибку — женился снова. На французской аристократке, восемнадцатилетней Жермене. Попутно надеясь теперь заполучить в союзники ее дядю Людовика. Да, уже самого Людовика, короля Франции, стало волновать, сколько власти, получив Испанию и все ее колонии, сможет заграбастать этот Филипп, капризный и непредсказуемый баловень! И французский король начал переговоры по поводу брака своей племянницы.
Вот Фердинанд и женился.
Старый дурак… Ну ладно бы обвенчался где-нибудь еще — велика Испания, но попутал лукавый венчаться опять в Вальядолиде!.. Вся Кастилья задохнулась от возмущения. А он и не намерен был оправдываться, объяснять подданным, что испугался одинокой старости и тоски.
Тогда кортес лишил его регентства и, по сути, изгнал, назвав — правда за глаза — «старым каталонцем». Но до Фердинанда дошли эти злые слова. И это после всего, что он сделал для Кастильи! После всей отданной Кастилье жизни — благодарность от кортеса: «старый каталонец»! Он был оскорблен, и гордыня его взбунтовалась: раз его не хотят, раз считают, что Кастилье без него лучше, — он удалится. И этим тут же воспользовался зять Филипп. И был официально назначен регентом. Надо сказать, Хуана, в какой-то миг просветления, воспротивилась этому, и даже написала письмо в кортес в защиту отца, но Филипп перехватил письмо и запер ее на ключ.
Вступление на трон законного наследника Кастильи выглядело как захват страны иностранной державой:
Филипп прибыл в Бургос с огромной свитой фламандцев, тремя тысячами германских «копий» и сразу же, как король де-факто, начал замещать кастильских грандов и прелатов, отнимать в пользу своих аристократов их замки и земли. Вот тогда в кортесе поняли свою ошибку.
Но Фердинанд ничего этого уже не видел. Штормовым мартовским утром его каравеллы подплывали к кастильскому владению в Италии — Неаполю, где он намерен был дожить свои дни и упокоиться. Через год его юная жена Жермена родила мертвого мальчика. И совершенно потеряла к мужу интерес. А он — к ней, поняв еще раз с новой силой, какую сделал ошибку. Одинокая старость грозила ему все равно.
Теперь, в Альгамбре, он вспоминал, как однажды в октябре, в Неаполе, он сидел вот так же — правда, на залитой солнцем, увитой виноградом террасе своего замка на самой вершине холма, вспоминая снега Сьерра-Невады, и смотрел, как призрачными фиолетовыми тенями проплывали над чужим Везувием по-чужому пышные облака. И вдруг привратники распахнули ворота и впустили всадников. Он залюбовался конями: такие кони могли быть только из Кадиса! И тут же узнал пожилого всадника — это был верный ветеран взятия Гранады — Гарсилассо дела Вега!
Фердинанд обрадовался ему, обрадовался несказанно! Засуетился, сам выбежал навстречу, обнял соратника:
— Гарсилассо, старина! Какими судьбами?! Ну как там? Что там? — И осекся, всмотревшись в его лицо.
— Она не дает его хоронить.
— О чем ты?!
— Филипп мертв. Разве ты не получал письма?
Нет, он не получал письма.
— Но как? Кто его?..
Им принесли еды и вина.
— Никто. Тиф. В Бургосе. Не проснулся утром. А она, королева Хуана, возит его из города в город, ночами, в открытом гробу вот уже который месяц. Он смердит невыносимо, черный уже, черви из него лезут! А она каждую ночь заставляет монахов читать по нему заупокойные молитвы, словно он умер вчера. И женщин не допускает смотреть на него — из ревности, даже монашек.
Фердинанд в ужасе молчал.
— А в Кастилье, Фернандо… Плохо все, очень плохо в Кастилье и в целой Испании. Мор напал на овец… Вокруг Медины де Кампо вымирают целые деревни — людям нечем жить. Те овцы, что еще оставались, передохли от голода — пронесся ураган, реки вышли из берегов, затопило пастбища. В Андалусии — чума. Плохо все. Бог отвернулся от нас.
— Зачем ты здесь, Гарсилассо?
— Одна надежда — на тебя, Фернандо. Меня прислал кортес.
— Тот кортес, что изгнал меня, назвав «старым каталонцем»? Да и что я могу сделать против мора или чумы?
— Фернандо, если ты не вернешься, Испании — конец. — И, помолчав, старый верный Гарсилассо де ла Вега наклонился и добавил: — Никому не говорил, а тебе скажу, мой король. Не тиф его, Филиппа, в Бургосе. Я… Не было сил смотреть.
Фердинанд немедленно приказал готовить корабли к отплытию. Он ведь обещал Изабелле, что позаботится. И о Кастилье, и о дочери.
И Фердинанд вернулся, навел, как мог, порядок и мирно правил страной.
И каждый год, 6 января, приезжал сюда, в Гранаду. Раньше — с соратниками, пока они были живы. А вот теперь — один. Даже Гарсилассо не приехал, болел. А больше не осталось никого. Все ушли — и Медина-Сидония, и Талавера, и даже Торквемада. А самое главное — любимые дети и его Изабелла.
Фердинанд не узнает, что Непобедимая Армада — символ Испании, той Испании, которую создали они с Изабеллой, — однажды ляжет на песчаное дно у далеких берегов Англии, и это будет началом конца. И что Инквизиция переживет все — даже Великую Испанию.
А сам он умрет 23 января 1515 года в таверне Мадригалехо на пути в Севилью, где будет ждать его войско, чтобы отплыть в Северную Африку. Король решит направиться туда по настоянию неугомонного Тиснероса, с тем чтобы освободить эту землю от мавров и нести туда христианство. И с ним будет старый верный Гарсилассо де ла Вега, который и закроет ему глаза.
Ничего этого старый Фердинанд знать не мог. И он сидел высоко над Гранадой в зале Масуар дворца Альгамбра, слушал дождь и разговаривал со своей ушедшей королевой, тоска по которой с каждым днем становилась все сильнее, намного сильнее желания жить. И старый король понимал, что мог иметь многих женщин, но любить — только ее…
«Ну вот, Исабель… Ты спрашивала, не искупление ли это детям за наши грехи? Ну посуди сама… — Он говорил и говорил с ней и был уверен, что она здесь и слышит его. — Две наших дочери — счастливы: Мария за новым королем Португальским, и младшенькая, Катарина, за англичанином, как его… Генрихом. Молоденький такой… Катарина тяжела, родит скоро. Хорошо, если бы сына…»
Он никогда не узнает, что в феврале их дочь, Катарина Арагонская, родит королю Генриху Восьмому дочь Мэри, но за годы брака никак не сможет подарить мужу долгожданного наследника престола. Не узнает он и того, что Генрих Восьмой без ума влюбится в молоденькую придворную аристократку Анну Болейн и, вопреки отказу папы римского разрешить ему развод, объявит о незаконности брака с Катариной и выйдет со своим королевством из подчинения Римско-католической церкви, чтобы жениться на Анне. Убежденная католичка Катарина, безнадежно, на всю жизнь влюбленная в вероломного английского короля, будет влачить существование брошенной жены. Их с Изабеллой дочь Мария Португальская станет единственной, чья жизнь сложится относительно благополучно…
