– Но ведь ничего же не случилось! – выкрикнул пацан. – Вам жалко, да? Жалко? Лучше бы она по полу ползала в сортире и ее пинали ногами?
– Почему ты бросил Надежду Петровну? Почему оставил ее в открытке? – спросила у Ильи Софья.
– Я ее узнал! Вы же понимаете, автора открытки всегда можно отличить. Я думал, это она меня заперла! Я же не знал, что это все из-за контракта, что она не по своей воле. Ну разозлился я! Психанул.
– Софья, сегодня выбор за тобой. Ты работаешь с дверью. Выбирай – или мы сейчас отправим мальчика обратно, или никакой двери не будет и Надежда останется там, где она сейчас, – сказал Магрин.
– Я больше не буду, – всхлипнул вдруг пацан и сразу стал казаться на пару лет младше, совсем еще ребенком. – Оставьте меня здесь. Я учиться буду, стану хорошим скрапбукером.
Софья смотрела в большие серые глаза Магрина, подернутые пленкой льда, искала в них отзвуки родной ноты и не находила.
Сверкающее стерильной чистотой хромированное колесо надвигалось на Софью. Бесшумно двигались смазанные шестеренки, и отовсюду ее преследовал взгляд внимательных серых глаз. Магрин был в каждом уголке своей системы-организации. Он был там на своем месте. Софья сглотнула. Она никогда не сможет принять его целиком, он – часть чего-то слишком большого, слишком чуждого ей.
Пацан шмыгал носом, пытался сдержать блестевшие в глазах слезы. Тетя Шура стояла рядом и гладила его по голове, мальчик пытался сбросить ее руку. Софья не могла смотреть на эту картину, ей самой невыносимо хотелось заплакать. Она обернулась по сторонам, словно искала чего-то.
– Не верь ему, – подала вдруг голос Инга. – Не верь, должен быть другой выход. Он же сам сказал, всегда бывает несколько выходов. Так не бывает, мальчик вступился за девочку и за это наказан? Дио мио, теперь я знаю, почему мама была так против этого контракта. Это же черт знает что! Да и тебе я тоже не верю… никому не верю. Никто здесь не собирается спасать мою маму… к чему вообще весь этот спектакль? Просто хотите упрятать мальчишку обратно в Меркабур. И меня туда же.
– Инга, – Софья повернулась к ней. – С чего вы… с чего ты это решила?
– Софья, – вмешался Магрин. – Этот разговор не имеет смысла, пока ты не примешь решения насчет мальчика. Давай решим все вопросы по порядку.
Софья снова обернулась, обвела всех взглядом и внезапно поняла, чего ей так не хватает. Где она, привычная скорлупа, в которую можно спрятаться? Почему она должна решать это сейчас, когда все на нее смотрят, когда сердце разрывается от жалости при виде хнычущего мальчишки, когда от взгляда Инги начинают разламываться виски?
«Дура», – читала Софья одновременно в глазах Инги, Джумы и Семена. Дядя Саша подал Илье носовой платок, положил руку ему на плечо и укоризненно посмотрел на Софью.
Сможет ли она вот так взять, своими руками вынести приговор, отправить мальчика туда, откуда он, быть может, не вернется? Да никогда в жизни!
– Эмиль, мне жаль Илью, – начала она и остановилась.
В последний раз, когда она видела Надежду Петровну, та светилась почти вся в буквальном смысле этого слова. Если у нее есть шанс вытащить их в реальность, он уменьшается с каждым часом, с каждой минутой. С другой стороны, отдать сейчас мальчика Магрину – значит признать правила организации, права системы, отдать его хромированному колесу, своими руками вставить в ненавистный механизм еще один винтик. Своими руками? И тут же в груди не просто запела – взревела родная нота. Софья даже пошатнулась.
– Эмиль, где та открытка с комиксом?
Он улыбнулся, едва заметно, одними кончиками губ, и достал из кармана пиджака конверт. Софья схватила открытку, мельком оглядела стеллаж, вытащила один из ящиков и уселась со всем этим за рабочий стол. Нужно внести изменения, кое-что подправить. Яркая пуговица, несколько стежков, обрезать нитку любимыми ножницами, и последний штрих – толстая линия объемным маркером.
Софья не видела и не слышала ничего вокруг, словно осталась с открыткой наедине. Только опять появилось знакомое ощущение – сгорает мост за спиной, уже не вернуться обратно, нельзя передумать. А где-то внутри проснулась улыбка, искренняя, теплая, нежданная, как летний дождь. Она протянула Магрину исправленную открытку. Тот некоторое время разглядывал карточку, потом удивленно вскинул брови:
– Ты уверена? Не пожалеешь потом?
Магрин задал правильный вопрос. Она не пожалеет! Это решение – правильное, так говорит родная нота внутри. И впервые в жизни у нее достаточно сил, чтобы слушать только одну эту ноту, следовать ей и ничего не бояться. Наверное, это и есть равновесие.
– Эмиль, я уверена.
– Илья? – Магрин протянул мальчику открытку.
Парнишка переводил взгляд с открытки на Софью. Она не стала ему улыбаться, только пояснила:
– Я так решила ради Надежды Петровны. Теперь твоя очередь.
Мальчик нахмурился и кивнул.
– Ты должен расписаться, что согласен, – сказал Магрин.
Илья подошел столу, взял маркер и четкими печатными буквами написал на открытке свое имя, аккурат над линией, которую нарисовала Софья.
– Хорошо, а теперь сдай, пожалуйста, ножницы.
Мальчик испуганно посмотрел на Магрина.
– Временно, – уточнил тот. – Решение должно согласовать мое руководство. Если вариант Софьи их устроит, в чем я практически не сомневаюсь, получишь их обратно. А пока я тебя отпускаю. Возьми открытку и можешь идти.
Когда мальчик ушел, в комнате заговорили все разом.
– Тихо, тихо! – Магрин хлопнул в ладоши и, когда все успокоились, спросил у Софьи:
– Софья, откуда ты узнала, как мы работаем с детьми?
– Эмиль, я не знала. Это Меркабур подсказал, сам!
Магрин едва заметно вскинул брови.
– Я ничего не понимаю, – подала голос Инга. – Что здесь только что произошло? Что вы сделали с мальчиком?
– Инга, ваша мама поспешила вмешаться в ситуацию, толком не разобравшись. Обычно мы не афишируем работу с детьми, но вам я кое-что разъясню. Во-первых, контракт с детьми – временный. Семен знает, контракт действует до совершеннолетия, потом мы можем продлить его или отказаться от сотрудничества. Трудно сказать заранее, в ком проснется настоящий талант, а кто исчерпает себя в детских поделках. Иногда случаются весьма неожиданные вещи… – Он сделал паузу и закусил губу, словно что-то вспоминал.
Софье показалось, или в глазах у Эмиля промелькнула затаенная грусть?
– У нас очень сильная школа, – продолжил Магрин. – Мы помогаем способным детям стать профессионалами высочайшего уровня. Во-вторых, формулировка «перемещение в Меркабур до особого решения комиссии» означает печальные перспективы лишь для взрослых. Если бы Надежда не вмешалась, мы вернули бы Илью через пару недель, но, когда он, поддавшись эмоциям, оставил в Меркабуре сразу двоих, комиссия призадумалась.
