ПЕРВАЯ ИСТЕРИКА ШЕВАРДНАДЗЕЖизнь, по — видимому, тем и хороша, что порой устраивает приятные сюрпризы. Тем более, что утро 19 сентября — последний день Конференции — для советской делегации началось в гнетущей атмосфере ожидания скандального провала. Мы собрались в посольстве, в маленьком «защищенном» от прослушивания кабинете и перебирали возможные варианты, как выйти из создавшегося положения с наименьшими потерями. Разумеется, Запад будет обвинять Москву в срыве соглашения, а мы — США и НАТО.
Но, может быть, они не рискнут отвергнуть уже почти готовое соглашение, в котором впервые Советский Союз дает согласие на инспекцию? Ведь разногласия по самолету едва ли стоят этого — они просто непомерно раздуты.
В пользу такого варианта развития событий вроде бы свидетельствовала информация, поступавшая из разных источников, что Бонн и Лондон обратились в Вашингтон с настоятельной просьбой проявить гибкость в последние часы работы Конференции. В результате президент Рейган дал указание Пентагону проработать соответствующие позиции[175]. А 18 сентября положение в Стокгольме обсуждалось на совещании НАТО в Брюсселе, и там приняли решение поддержать компромиссный вариант с «правом выбора» самолета. Так, может быть, возможность компромисса этим не ограничивается, а идет значительно дальше?
Но как понимать тогда вчерашний натовский демарш? Что это — репетиция сегодняшнего заключительного заседания — после чего на Конференции будет объявлено, что договоренности достичь не удалось? Или это последнее отчаянное усилие выдавить от нас уступку под угрозой срыва Конференции?
Однако натовцы должны представлять, что сообщение об их демарше только сегодня попадет в кабинеты высоких руководителей в Кремле. Если даже они бросят все дела и займутся выработкой компромисса по самолету, то известие об этом прибудет в Стокгольм в лучшем случае только завтра. Правда, еще дней десять назад посол Берри намекал, что на худой конец можно остановить часы на Конференции и таким образом выгадать два дополнительных дня для завершения согласования.
Эти наши размышления вслух прервал приход «референтурщика», который принес очередную телеграмму из Москвы.
С вашими предложениями согласны, — писал А.Г. Ковалев. — Можете дать согласие на то, чтобы вопрос о национальной принадлежности самолета для проведения инспекции решался по согласованию между государством, осуществляющим инспекцию, и инспектирующим государством на добровольной основе. То есть для нас практически это означало бы инспекцию советским летательным аппаратом, как это предусматривается в директивах.
Это был как раз тот компромисс, который просила делегация, который вчерне уже обговаривался с французами и который еще вчера нам категорически предписывалось отвергать. Что же произошло за этот один день?
Потерпев поражение на Политбюро, Шеварднадзе не сдался. Он обратился к Горбачеву и устроил истерику. Это была, пожалуй, его первая истерика, которых будет немало потом, когда Шеварднадзе добивался своего, угрожая скандальной отставкой.
Вот и сейчас на высоких тонах он говорил, что ему нужно вылетать в Нью— Йорк, где предстоят сложные переговоры с Шульцем по организации его, Горбачева, встречи с Рейганом, а ехать не с чем. Раздутое до неимоверных размеров в общем— то тривиальное дело Захаров — Данилофф грозит опрокинуть саммит, который и так дается с трудом. Все ростки улучшения отношений между Востоком и Западом, взошедшие за этот год, могут быть в одночасье растоптаны. Стокгольмская конференция, в которую вложено столько сил, через несколько дней закончится провалом.
Шеварднадзе резко заявил — так работать он не может. Нужно искать цивилизованные решения, а не стоять, упершись лбами, кто кого пересилит. Конечно, в деле Захаров — Данилофф, коль оно произошло, нужен размен. Но он уже невозможен без потери престижа. Значит, нужен размен, который бы не выглядел, как размен — скажем, сначала отпустить одного из них, а потом другого, а потом еще с десяток диссидентов.
— Или с тем же самолетом в Стокгольме, — страстно говорил Шеварднадзе, — ну, абсурдная ситуация: опять как бараны, кто кого пересилит. Понятно, что нейтральный самолет нам не подходит — на нем тоже может быть установлена шпионская аппаратура. Но почему не решить вопрос культурно, как предлагают французы: дать выбор инспектируемому государству: — кто хочет, пусть пользуется самолетом нейтрального государства, а кто не хочет — пусть предоставляет собственный самолет.
Горбачева он тогда убедил — это было нетрудно. Тот и сам видел нелепость возникшей ситуации — в общем — то из— за ерунды вся его политика идет насмарку. Как только вернулся из отпуска, срочно собрал в «Ореховой комнате» в Кремле членов Политбюро, и там Горбачев их доломал — тогда он еще был в силе. Шеварднадзе улетел в США с указанием отрегулировать скандальное дело Захаров –Данилофф. А нам в Стокгольм пошли указания о компромиссе по самолету для инспекции. Они были утверждены Политбюро 18 сентября.
МОЖНО ЛИ ОСТАНОВИТЬ ВРЕМЯС этими новыми указаниями нужно было мчаться на Конференцию. В 10 утра начиналась встреча пяти послов из «группы быстрого реагирования», а через полчаса — последнее пленарное заседание. Важно было срочно разработать такой сценарий его проведения, который не позволил бы Конференции окончиться провалом из — за нехватки времени. Директивы, имевшиеся у нас на руках, почти на сто процентов гарантировали возможность достижения договоренности. В этом у меня уже сомнений не было. Но карт своих раньше времени раскрывать было нельзя — иначе проторгуешься. Поэтому фактор времени становился главной проблемой.
