Книга Великие любовницы - Эльвира Ватала

Карл XII.

Но чтобы сам король добровольно просил ему кровь пустить, которую он в качестве чернил использует, такого еще не случалось ни во французском, ни в каком другом королевстве, дорогой читатель! Нам эта картина так представляется: вот, значит, пишет Генрих III очередное письмо своей платонической возлюбленной, кроме своего пота, ничем возлюбленного не одарившей, а чернила, пардон, кровь так и брызжет из-под гусиного пера, кровавые грозные пятна на послании оставляя. А рядом Сувруа со своим шприцем стоит и внимательно присматривается, сколько еще чернил, то бишь королевской крови, королю потребуется, чтобы письмо докончить. В зависимости от этого на большую или на меньшую глубину шприц вонзал. Потом рана дезинфицируется, не дай бог инфекция прицепится, и до следующего любовного послания. Мы не знаем, как долго бы еще длилось кровоиспускание короля, если бы Мария Клевская не умерла во время родов. Тогда Генрих III, сохраняя глубокий траур по своей возлюбленной, напяливает на себя монашеские одежды и обвешивается черепами и такими же черепными коробками приказал покрывало свое вышить. И в таком, мягко говоря, странном для короля виде принимает иностранных послов. Чудак человек! То есть чудак король! То по женщине слезы льет, то по убитым мужчинам-любовникам!

Ну гомосексуалисты Генриха III умирали в боях или на дуэлях — это не так постыдно, как быть убитым за принадлежность к гомосексуализму. А ведь история знает такие примеры, когда гомосексуалисты погибали только потому, что они своей нетипичной страстью были охвачены. Про живших в четырнадцатом веке Изабелле Французской и английском короле Эдуарде II слыхали небось? Можем повторить рассказ. Изабелла, как женщина, чувствовала себя ущемленной в своих правах. Муж, наплодив наследника, отправился из королевского алькова совсем восвояси, поскольку посчитал, что он долг перед государством выполнил, теперь можно и сексуальную приятность с красивыми мальчиками вкусить. Изабелла плакалась в жилетку французскому королю, своему батюшке Филиппу Красивому, дескать, «что это, родимый тятюшка, за порядок такой? Мой супруг поступает со мной, как с выжатым лимоном. Все мои последние соки выжал четырьмя тяжелыми родами и теперь с сознанием хорошо исполненного долга в гомосексуализм ударился, спальню мою игнорирует, а с молоденькими мальчиками бесчинства творит, аж перед соседями, то бишь придворными, стыдно». Ну Филипп Красивый в семейные дела вмешиваться не пожелал, у него тут проблемы с вероломными невестками, женами своих сыновей, которых надо в тюрьмы сажать да травить помаленьку. Словом, войной на Англию не пошел. Тогда Изабелла Французская, взяв инициативу в свои руки и прихватив своего любовника Мортимера, сама двинулась с войсками на Англию, мужа с престола свергла и села на английский трон. И правила так жестоко, что за свои злодеяния получила прозвище «Волчица Франции». А злодеяния ее и впрямь изуверские, достаточно вспомнить, с какой жестокостью и изощренным садизмом она с мужем и его любовником Деспенсером расправилась. Деспенсера живьем кастрировала, а потом распорола ему живот. Мужа, бывшего английского короля Эдуарда II, посадила в замок Берклей и, перед тем как физически его уничтожить, такую вот пытку применила: разогретый докрасна железный прут воткнула ему в задний проход. А что? Не блуди! Вот ведь как бесславно дела и жизни гомосексуалистов-королей кончаются.

Также бесславно, но намного раньше, в Древнем Риме гомосексуалист Помпей жизнь свою окончил. А дело так было. У хромого, заики и вообще урода Клавдия Тиберия от первой жены, с которой он развелся, была дочь Антония. Ну Антония батюшку уважала, особенно когда он императором стал и выдал ее замуж за римского красивого гражданина Помпея. И жить бы да жить этому Помпею со своей молодой женой, да грех гомосексуализма его попутал. Он, чувствуя в себе неотразимые порочные наклонности, за большие деньги купил себе раба и устроил тому роскошные апартаменты у себя во дворце и день и ночь того спальню не пропускает. Не выдержала Антония и, подобно французской Изабелле, тоже начала отцу в жилетку, или в тунику какую, плакаться: «Что это, дорогой батюшка, выходит? Вы от меня внука ждете, а какой тут может быть внук, если мой муж себе жену своего пола выбрал. Ко мне в спальню и ночью не ходок, а с рабом своим и днем сексом занят». Не выдержал Клавдий Тиберий такого надругательства над женским полом вообще и над своей дочерью в частности. Приказал своим воинам немедленно подняться наверх и, не сходя с места, зарубить мечами мужа Антонии и его любовника. А сам внизу стал дожидаться. Воины, конечно, тут же влюбленную парочку прикончили, спустились вниз и донесли императору об исполнении его приказа.

Процветал гомосексуализм и при дворе римского папы Александра Борджиа. Правда, он сам гомосексуалистом не был, а даже преследовал эту порочность. Всем порокам был привержен и потакал Александр Борджиа, но вот гомосексуализм как-то не вмещался в его своеобразное понятие моральности и, узнав, что сын его Цезарь взял себе любовником писаного красавца Асторе и с ним знойные ночи проводит, оставив и жену и любовниц, церемониться не стал, даже благородное отравление к нему не применял: он просто приказал его придушить как собаку.

Часто короли, подверженные гомосексуализму, стеснялись своих практик и реализовали их тайно, сами вечно угрызениями совести мучаясь. И показателен в этом отношении может быть прусский великий король Фридрих II. Его отец смолоду в черном теле держал, унижал сильно, и по щекам бивал, и в темницу бросал, и даже что-то об убийстве непослушного сына намекал, так что Фридрих II выработал в своем характере совершенно ему несвойственную черту: внешнюю покорность, но внутренний бунт все время надо было глушить. И вот по этой или по другой причине, но только у него, которого отец насильно женил, не спрашивая его согласия, стали обнаруживаться черты гомосексуализма. Только его предмет страсти должен был быть духовно ему близок. Иначе он не мог. И вот его слуга Фредерсдорф был таким человеком: оба любили на флейте играть, и, заметьте, все грустные мелодии, и часто из спальни его величества раздавались дуэтом звуки флейты, перемешанные с любовными воздыханиями. Однако слуга Фредерсдорф не выдержал своей двойной жизни — повесился на собственном галстуке.

Как вы уже знаете, гомосексуальные склонности обнаруживал и французский Людовик XIII, и его любовник здорово над ним взял власть, а королева Анна Австрийская сильно терпела эту порочность у мужа: она двадцать с лишним лет не могла забеременеть. Английские Вильгельм II и Вильгельм III и Ричард I были бисексуальны.

К гомосексуалистам причисляют и Сен-Симона, и министра французского короля Франциска I, и любовника Дианы Пуатье, которая была также самой могущественной любовницей Генриха II, герцога Бриссака. Про него придворные говорили: «Он имел зараз склонность к двум противоположным удовольствиям»[150].

Пугающую холодность по отношению к молодым женщинам обнаруживал в юности и Людовик XV. Увлечение его мальчиками стало настолько серьезным, что советники короля собрали искомых красивых мальчиков и отправили их в ссылку. Когда юный Людовик XV спросил, за что их сослали, ему ответили, что «они ломали ограды». Это стало условным паролем в Версале. «Ломать ограды» — значит, заниматься гомосексуализмом. Ну, порочные влечения этого короля были задушены в зародыше и дальнейшего распространения не получили. Но иначе обстояло с отцом регента Людовика XV Филиппом Орлеанским, родным братом Людовика XIV. Этого по каким-то своим политическим соображениям кардинал Мазарини просто сделал гомосексуалистом, обнаружив у того порочные наклонности. С самого детства у королевича прививали сознание ущербности женского пола. Самого его одевали в женские платьица, в головку вплетали роскошные банты, в ушках он носил сережки, а играть ему позволяли с красивым мальчиком, переодетым девочкой. И вот под влиянием такого воспитания гомосексуализм Филиппа Орлеанского развился, конечно, в такую форму, когда женщины ему стали безразличны, а мужчины очень даже нет. Первая его жена Генриетта Английская, дочь Карла I Английского, здорово мучилась от этой ущербности своего супруга. Ее и отравил-то любовник мужа. Вторая, некрасивая и даже уродливая принцесса Палатинская, родившая мужу с большим трудом сына, ставшего регентом Людовика XV тоже под именем Филиппа Орлеанского, не только мучилась от сексуальных практик мужа, но и открыто выражала свое возмущение, говоря: «Ох, если бы вы знали, как невыносимо жить с извращенцем». Но извращенность Филиппа Орлеанского принимала зловещие формы диких оргий, когда вовсю издевались над женщинами, преимущественно бедными парижскими проститутками. Чего только не выделывал с ними вместе со своими дружками Филипп Орлеанский: и свечи-то зажженные они им в задние проходы вкладывали, и петарды какие-то под их креслами взрывали, и прочие бесчинства, словно мстя этим бедным существам за то, что они родились женщинами. Брат Людовик XIV, могущественный король, сквозь пальцы смотрел на эти «шалости» своего младшего брата, наверное, потому, что не видеть ничего и ни о чем не слышать было удобно королю, не допускавшему даже мысли, что в обожествляемом Версале подобное возможно. Но полностью прикрыть «шалости» Филиппа Орлеанского не удалось, поскольку уж очень шумной стала история любовного треугольника между Филиппом Орлеанским, его женой Генриеттой Английской и любовником Филиппа красавцем Гуччо.