– Отправляйся в Гадес, подлый кусок дерьма! – Он сплюнул на тело Мацерио.
Квинт сел, дрожа от облегчения.
– Ты спас мне жизнь. Спасибо тебе.
– Я просто хотел, чтобы ты прекратил меня пинать, – с ухмылкой сказал Урс. Затем, в свете звезд, его лицо стало серьезным. – Ты мой друг, я не мог поступить иначе.
Квинт хлопнул его по плечу. Между тем стали просыпаться другие легионеры. К ним подошел разозленный Коракс и потребовал ответа. Он обещал кастрировать каждого, кто начнет драться. Но для Квинта это не имело значения, даже исход сражения. Он остался в живых, как и его друг Урс. А Мацерио больше никогда не причинит ему вреда. Квинт предпочел бы убить врага собственными руками, но и такой исход его устроил. Урс был другом Рутила.
«Покойся с миром, – подумал Квинт. – Твоя смерть отмщена».
Так он обрел небольшое утешение после ужасного дня.
Ганнон пошевелился, когда ощущение горячего солнца на теле стало нестерпимым, застонал и попытался снова заснуть. Но у него не получилось. Он слышал жужжание миллиона мух и несмолкаемые стоны. «Боги, – подумал он, – это раненые», – и окончательно проснулся. По неприятному вкусу во рту юноша понял, что у него обезвоживание. Карфагенянин с трудом разлепил веки. Все тело у него болело, но он был жив, в то время как тысячи других солдат, павших в сражении, не могли похвастаться тем же. Ганнон посмотрел в небо и увидел множество крыльев. Дерьмо. Никогда прежде он не видел столько стервятников одновременно. Юноша с трудом поднялся на ноги. Вокруг лежали спящие солдаты. Они все еще находились на поле сражения, потому что к тому моменту, когда карфагеняне покончили с последними римлянами, не имело смысла возвращаться в лагерь – до рассвета оставалось всего шесть часов. Ганнон приказал своим людям расчистить место, выставил часовых, и вся фаланга улеглась спать. Сейчас он смотрел на мертвые тела на поле сражения. И хотя юноша прекрасно понимал, чего следует ждать, теперь, когда жажда боя его покинула, глазам предстало ужасающее зрелище. Ничто не могло быть более впечатляющим доказательством невероятной победы Ганнибала.
Ганнон огляделся по сторонам – повсюду мертвые тела, тысячи и тысячи. Они лежали по отдельности и вместе, грудами, всех рас и цветов кожи, существующих под солнцем, связанные вместе бесстрастными объятиями смерти. Ливийцы. Галлы. Иберийцы. Балеарцы и лигурийцы. Римляне и их союзники, соединенные смертью, как прежде – жизнью. И повсюду кровь. На людях, оружии, шлемах и штандартах. Даже земля пропиталась кровью, словно сами боги спустились ночью с небес и раскрасили все вокруг в алый цвет.
Завороженный, Ганнон мрачно посмотрел на ближайшие тела. Сквозные и рубленые раны, отсеченные конечности, выпущенные наружу внутренности. У некоторых были отсечены головы. Они лежали лицом вниз, на боку и на спине, с открытыми ртами, а вокруг роились тучи мух. Сильнейшая вонь мочи и дерьма наполняла воздух. С нею мешался медный вкус крови и легкий запах тления – тела уже начали разлагаться. Как тут будет пахнуть к концу дня, он и представить себе не мог.
Вдалеке Ганнон видел трупы лошадей – очевидно, там произошло конное сражение. Если немного напрячься, можно было услышать жалобное ржание лошадей, некоторые животные еще были живы. Его охватило отвращение. Их следовало прикончить, но весь день уйдет на то, чтобы отыскать своих еще живых солдат, а также убить вражеских, чьи души еще не отправились в Гадес.
Ганнон услышал крик, который тут же прервался. Его внимание обратилось к фигурам, двигавшимся среди мертвых. Это были галльские женщины, убивавшие раненых римлян и искавшие своих уцелевших соплеменников.
«Отец! – подумал он. – Бостар, Сафон…»
Разбудив Мутта, Ганнон приказал ему принести воды из реки и отыскать какой-нибудь еды.
– После этого начинайте искать наших оставшихся в живых солдат. Принесите их сюда и постарайтесь помочь. Позднее мы отнесем их в лагерь.
– А что делать с еще живыми римлянами? – спросил Мутт.
– Ты знаешь, что с ними делать.
– Да, командир. – Лицо помощника оживилось. – Ты собираешься отыскать отца и братьев?
– Да.
– Боги позаботились о том, чтобы они уцелели, командир.
Ганнон бросил на Мутта благодарный взгляд и оставил его выполнять приказ. Ближе всего к их фаланге находился Сафон, поэтому юноша направился к его позиции и обнаружил брата возле груды римских трупов, где тот отдавал своим солдатам такие же приказы, как и он сам.
– Ганнон! – На лице Сафона появилась широкая улыбка. – Ты жив!
– Рад тебя видеть, брат! – Несмотря на разногласия, его сердце наполнилось радостью. Он опустился на колени рядом с Сафоном, и они обнялись. – Ты ранен… Что-то серьезное?
– Ничего страшного. – Старший брат нахмурился. – Последний римлянин, которого я прикончил, достал меня, уже умирая. Этого не должно было случиться, но я устал.
– Да, в конце мы все еле передвигали ноги, – сказал Ганнон. – Какой удивительный вчера был день!
– Имя Ганнибала войдет в историю, – сказал Сафон.
– Вне всякого сомнения, – согласился Ганнон.
Теперь Ганнибал уже не мог совершить ошибки в его глазах.
Они оба немного помолчали, наслаждаясь этими мыслями.
– Ты видел отца и Бостара? – спросил младший брат.
– Пока нет, но я послал солдата, чтобы тот их отыскал.
Ганнон встал.
– Тогда и я попытаюсь их найти.
– Пусть Эшмун приведет тебя к ним как можно скорее. Сообщи мне, когда что-то узнаешь.
– Обязательно.
Ориентируясь по горной гряде, Ганнон начал медленно пробираться вдоль поля боя. Именно на этом участке сражалась и погибла бóльшая часть легионеров. На каждое тело карфагенского солдата приходилось не менее полудюжины трупов римлян. Многие еще были живы. Некоторые, в том числе и римляне, протягивали к нему руки, умоляя о глотке воды. Другие просили прекратить их страдания.
Ожесточив сердце, Ганнон решительно шагал дальше. Трупы римлян заставили его вспомнить о Квинте и Фабриции. Ради Аврелии и дружбы с Квинтом он надеялся, что они выжили. Повсюду юноша видел группы галлов и иберийцев – очевидно, они провели здесь всю ночь, пытаясь отыскать что-то ценное у мертвецов. Регулярно раздавались крики боли – галлы и иберийцы не отказывали себе в удовольствии помучить еще живых врагов. Ганнон не одобрял подобных действий, но такое поведение считалось нормой, поэтому он отворачивался и шел дальше.
Вскоре юноша добрался до противоположного фланга, где располагались ливийцы. Группы усталых солдат обменивались мехами с водой и негромко переговаривались. Ганнон почти побежал к первой такой группе.
– Я ищу Малха, – сказал он, оказавшись рядом с ними. – Или Бостара, который командовал фалангой.
– Должно быть, ты один из сыновей Малха, командир, – сказал бородатый ливиец с крючковатым носом.
