Два дня Кмент охотится, он забивает камнями, душит, сталкивает зверей в овраг, крича, набрасывается на их трупы, раздирает их сломанные члены, вырывает языки и прикрепляет их к своему затылку, выбивает зубы и вешает их ожерельем вокруг своей шеи, забивает свои ступни в раны; выпитой кровью он смиряет свою тоску, заглушает крик своего одиночества.
Ночью, увидев блестящий глаз, он вскакивает, пробивает его заостренным бамбуковым стеблем, зверь кусает его руку, Кмент погружает свое копье в его шерсть, держит его; когда зверь падает и разжимает клыки, Кмент склоняется над ним, разглядывает, омывает свои волосы его кровью; согнув ноги у копыт зверя, он ищет влагалище, но он опять убил самца, и его член опадает, втягивается в живот. Кмент стоит, напрягшись, перед пурпурным морем:
— О, ты, свет и тьма, мужчина и женщина, соедини во мне два пола, утоли мое желание их вечным слиянием в глубине моего тела.
Но, вернувшись в лес, Кмент напрасно ложится на дымящиеся трупы и щупает свой живот; он бросается к вершине скалы, находит в темноте Джохару, задыхающуюся под телом молодого волка; он подбирает камень, кидает его в голову волка, убивает его наповал, наклоняется, поднимает труп с тела Джохары и кидает его в заросли, откуда взмывают напуганные птицы; Кмент обнимает ладонями голову Джохары, целует ее, омывает слюной и слезами, всю ночь он лает, дует ей в рот, лижет ее язык, но Джохара остается безучастной, она целует губы юноши, воет по — волчьи; ее груди, которые он целует, ее живот, в который он упирается кулаками, отвердели и потемнели, как волчья шкура; пряди волос в паху и под мышками скребут горло Кмента, как пучки сухой травы, он выплевывает их, его пальцы скользят по складкам, царапинам, ссадинам насыщенной крепким пресным запахом кожи; когда он вводит свой член, губки ее влагалища крепко сжимают его; его сок омывает его, он крепнет, напрягается, кровоточит, Кмент хочет его вынуть, но Джохара сжимает ляжки; сок ее влагалища преображается, он размягчает член Кмента, пожирает его; Кмент, крича, встает и убегает в лес, прикрывая ладонью рану. Джохара, ныне двуполая, засыпает.
Кмент скачет, спотыкаясь о булыжники, звери смеются в тени; когда он присаживается или ложится, чтобы отдохнуть и помечтать, они щиплют его за ноги, испражняются ему на плечи, колют его грудь. Он встает и идет, его сопровождают кричащие, рычащие медвежата, львята, пумы; его ноги вымазаны в белой глине, пучки шерсти прилипли к его ушам; однажды утром он вставляет между ляжек пропитанный млечным соком стебель бамбука; каждую ночь он подходит к поляне, на которой спит Джохара; он смотрит на нее, наслаждающуюся в одиночку, он дрочит бамбуковый стебель, его губы беззвучно движутся; однажды вечером он прыгает на нее, ложится сверху; вернувшись на берег ручья, он осматривает рану между ляжек, видит росток нового члена; присев, он набирает в ладонь сок растения, поднявшегося из вод; он наклоняет голову, смотрит на пробивающийся между ляжек росток, натирает его соком, гладит и ласкает его:
— Расти, расти поскорей, у меня есть для тебя что — то вкусненькое.
Член Кмента растет, и в Джохаре вновь просыпается желание, ее объятия становятся все крепче. Теперь они все время лежат, обнявшись на вершине скалы, и питаются собственным соком и спермой; земля под ними осела; между их ляжек, под мышками и в ладонях свили гнезда пурпурники; дождь, слюна и помет стекают по спине Кмента. Вокруг них высохли деревца, цветы увяли и сгнили на земле, насекомые умерли, пролетающие над ними птицы падают, едва их тени касаются скалы, бьют крыльями по земле, их клювы отваливаются, перья и глаза тускнеют; сок, брызжущий от тел Кмента и Джохары, выжигает землю; вокруг, в лианах и тростниках, кричат напутанные звери; однажды ночью Кмент встает и направляется в лес, он срезает свежие лианы, сплетает их, расстилает циновку на земле, перекладывает на нее Джохару, сам ложится на нее; утром звери и растения оживают, со скрежетом сплетаются до вечера, надвигающийся мрак наводит ужас на зверей и распустившиеся цветы, но ночью с безлунного неба на священную скалу изливается свет; Кмент и Джохара встают, смотрят на каменную богиню, изваянную с рабыни в день обретения свободы. Они преклоняют колени, гладят мрамор барельефа; раскинувшееся под ними ночное море блестит сквозь фиолетовые кусты; ладонь Джохары сжимает между огрубевших ляжек член стоящего на коленях Кмента.
Внизу, на поляне, бьет барабан; сквозь раскидистые корни они видят лежащих сплетенных зверей; из глубин неба до них доносится крик, спускается на землю в раскаленном луче, Кмент и Джохара прячутся в кустах, засыпают; в полночь кусты дрожат от шума гигантских крыльев; луч гаснет, крик стихает; на горизонте возникает белый парус, надутый яростным вихрем, в котором смешались все тайные вздохи земли и моря…
Разбуженные Кмент и Джохара продираются сквозь кусты, в их ладони и колени вонзаются колючки; мужчина, склонившись над камнем, спаривается с богиней; из его затылка и спины растет конская грива, на его голове — голубка и терновый венец; его раскаленные ноги дрожат; в море, вдали, парусник держит курс на остров, рыбы выпрыгивают, блестят чешуйками, натыкаются на борта корабля, играют в глубине под тенью бушприта; корабль пуст, но первый луч зари смотрит недреманным оком с белого холста паруса. Кмент встает на колени перед Джохарой, Джохара перед Кментом. Прижав кулаки к земле, они целуют друг друга в колени, в пах, в лицо.
Послесловие
«Мне привиделась эта книга, когда, не выспавшись, я стоял в карауле, а передо мной расстилалась бездна ночи, озаренная лишь луной и звездами». В начале 60-х, когда Пьер Гийота начал обдумывать «Могилу для пятисот тысяч солдат» среди пустошей и гор охваченного войной Алжира, он был молодым французским солдатом, чуть старше двадцати, попавшим на колониальную войну после переезда из захолустного горного района на юге Франции в Париж. Поначалу мечтавший о сражениях, Гийота постепенно начал сочувствовать алжирским повстанцам и навлек на себя гнев французского командования; герой книги Тивэ, помещенный в карцер, пережил многое из того, что выпало на долю самого Гийота. Алжирская война с ее немыслимой жестокостью, пытками и убийствами мирных жителей, ставшая прообразом множества других конфликтов в последующие сорок лет, повлияла на образы и язык Гийота; речь его однополчан с лаконичным набором отрывистых фраз впиталась в расточительно галлюцинаторный язык эпоса, который он сотворил. Книга — второй роман Гийота, после «Ашби», действие которого происходит на северном побережье Англии, — была написана в Париже, где, вернувшись из Алжира, он прозябал в нищете.
Публикация «Могилы для пятисот тысяч солдат» изменила направление французской литературы, превратив Гийота в заметную фигуру, героя ожесточенных споров. За без малого сорок лет, прошедших со дня первой публикации книги, ее признали величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким ключевым фигурам, как Арто, Батай, Жене и де Сад. Для молодых французских писателей, художников и кинорежиссеров — от Эрве Гибера до Лео Каракса — знакомство с книгой Гийота стало значительным опытом, повлиявшим на их собственное творчество. Еще работая над книгой, Гийота сознавал, что проводит глубочайший эксперимент с материями языка и тела, эксперимент, перенесший его роман далеко за пределы беллетристики в запредельную чувственную, визуальную и лингвистическую зону. В начале 1965 года, написав сотню страниц (работу над романом он начал в октябре 1963), Гийота дал интервью, в котором объявил, что его книга радикально переоценит и отвергнет предрассудки и стратегии, привычно ассоциируемые с романной формой. По его словам, «Могила для пятисот тысяч солдат» — это «не роман, но своего рода эпос, развивающийся в оккупированной, охваченной гражданской войной вымышленной африканской стране. Есть несколько главных героев, а также персонажи, вырванные из толпы гражданских и военных двух противоборствующих сторон. Будет множество повторений слов, образов… Идея книги возникла у меня, когда я пересмотрел фильм Бунюэля «Забытые». То, что Гийота подчеркивает влияние фильма, а не литературы, демонстрирует его пристрастие к визуальным средствам, хотя в то же время каждый компонент из числа источников книги (элементы мифологии и истории, «Мальдорор» Лотреамона, Библия и многие произведения живописи и кинематографа) переосмысливается и сглаживается по ходу инкорпорирования в язык Гийота.
